Книга Путь на восток - Том Белл

но я нашел ответ самостоятельно. Мы, люди, самое великое из их творений, переняли от Прародителей самую главную из их черт. Мы тоже любим творить и созидать. Та же тяга живет в нас, тот же огонь пылает в наших душах. Важно для каждого из нас оставить оттиски существования своего, привнести нечто новое, важное, ценное, чтобы спустя многие века помнили нас и почитали те, кто явится в этот мир вслед за нами.

Поделился мыслями я с владыкой Чжиханом, но и в этот раз он не ответил. Заметил грусть и тоску в его единственном пламенном глазу. Он смотрел на меня, а я видел образы иные, такие, о каких предпочел бы и не думать никогда. Он показал мне. Показал, что вместе с охотой к созиданию было в роде людском и желание разрушать.

Прародителей это не устраивало, но…

Разве созидание и разрушение – не части Баланса? – спросил я.

Владыка Чжихан промолчал в третий раз и замолк надолго.

Несколько ночей и столько же дней длилось его безмолвие…

Выдержка из трактата «О четырех драконах» автора Цинь Пиня Третий век со времен исхода Прародителей

Явление Шан Ше перевернуло мир, изменило его до неузнаваемости. С его приходом пришла и Смерть. Люди познали вкус тоски и горечь утраты, в душах их зародилась скорбь, появилась боязнь потери, поселилась алчность.

Четверо Прародителей были охвачены ужасом и печалью, ведь не этого хотели они для творений своих. Но узрев, как меняется мир, со временем они смирились и даже восхитились даром Шан Ше.

Ведь с приходом Смерти великий Баланс начал восстанавливаться…

Море боли

Месяц спустя

Северный рисовый край

Предместья города Хен Шуй

Время тянулось непростительно долго.

Вид из окна экипажа сменялся медленно и тягуче. Когда огромные Врата красного Дракона остались позади и бесконечно длинная колонна повозок покинула Лоян, Кайсин оставалось только смотреть на безжизненные белые горы по обе стороны дороги. Путь из столицы на восток пролегал по извилистому горному перевалу. Тут и там виднелись зеленые пятна сосен и елей, а в вышине на скалистых склонах лежали белые, как само солнце, сугробы. Где-то далеко внизу был слышен успокаивающий шум Белой реки. Чувствуя себя пленницей, которую отправили из одной тюрьмы в другую, Кайсин не ощущала радости от предстоящего путешествия.

Всю недолгую жизнь она мечтала посмотреть на мир, выбраться из Синего дворца и направиться в далекие земли. Но сейчас, впервые оказавшись так далеко от города, от родных краев и отчего дома, девушка не испытывала ни восторга, ни благоговейного трепета. Все краски посерели, и даже отражавшие ослепительный солнечный свет заснеженные пики казались блеклыми и унылыми. Всему миру было не по силам заполнить пустоту в ее разбитом сердце.

Прощание с отцом вышло скомканным и прошло словно в тумане. Кайсин с трудом выдержала церемонию сожжения. Невидящим, застланным слезами взглядом она смотрела, как тело отца водрузили на погребальный костер. Как облаченные в траурные одежды жрецы Драконьего храма поджигают промасленный хворост. Как душа родителя уносится в небеса вместе с черным дымом и искрами.

Девушке не дали взглянуть на него последний раз. Ее даже не пустили в семейный склеп, где прах отца нашел последнее пристанище. Кайсин вообще не могла ступить и шагу без дозволения Тейтамаха. Подобно кукле он таскал ее за Нефритовым магом, а тот даже не сказал ни слова с самой свадьбы. За что Кайсин была только благодарна. Ей хватало одного присутствия его подавляющей силы. Все, что ей позволили, – это молча скрывать скорбь во время встреч с бесчисленными политиками и представителями Императорского двора.

И улыбаться.

Шень Ена со времен трагедии на свадьбе сопровождала целая армия защитников. Кайсин сомневалась, что ему была необходима хоть чья-то помощь, но прекрасно осознавала – это лишь формальность, присущая его статусу. Император также окружил себя лучшими воинами и агентами-шаньди́, разведчиками из тайной службы. Говорят, были среди его охраны и лучшие воины-чародеи всех стихий. Несколько встреч, прошедших между Цао Цао и Магом, напоминали скорее стычку между двумя армиями, чем политические разговоры. Кайсин присутствовала на каждой из них, но почти ничего не слышала. Император объявил Шень Ена наследником Синего дворца и взял к себе в советники одного из его слуг. К сожалению для Кайсин, им оказался не Тейтамах, а какой-то заикающийся тощий старец.

Это означало, что евнух вернется в Нефритовую башню вместе с хозяином и продолжит отравлять ей жизнь.

От этих мыслей Кайсин становилось дурно, но спрятаться от них было негде. Даже во время долгой дороги ей не позволили остаться одной. На восток, в далекий дом Шень Ена, забрали не только ее, но и предательницу Мэйсу. Император вместе с правами на владение родовым поместьем Мао передал Шень Ену обязанность заботиться о приемной дочери погибшего главы рода. Для Мэйсу, мечтавшей остаться вместе со своей настоящей семьей, эта новость стала настоящим ударом. Всю дорогу она ехала с посеревшим лицом и таким же пустым, как и у Кайсин, взглядом.

Обе не сказали друг другу ни слова.

Свита Шень Ена, будто подгоняемая непримиримой волей своего мрачного господина, шла без устали несколько дней, пока перевал не остался позади. Спать приходилось прямо в экипаже. Благо, что он, выполненный из черного дерева, украшенный золотом и серебром, был воистину огромным и просторным, как небольшой дом. Да и стоил, наверное, как половина Синего дворца. Семерка вороных лошадей неспешно тянула его по каменистой дороге, что змейкой извивалась между скал и ущелий. Стук подкованных копыт и беспрестанное фырканье долгое время раздражали Кайсин, но затем она привыкла и даже наловчилась засыпать под мерный такт и покачивание. Ей остро не хватало любимой книги, «Трактата о Четырех драконах», которую, к несчастью, оставила в Синем дворце. Книга стала бы для нее верным спутником и помогла бы справиться с тревожными мыслями. От холодов Кайсин спасалась, кутаясь в плащ из пушистого меха ксарангского тигра, подаренный Императором на свадьбу.

Однако по ночам приходилось хуже всего.

Стоило задремать, как пред взором вновь и вновь возникала свадьба. И лицо Си Фенга. Изможденное, грязное, со слипшимися седоватыми волосами, со старыми шрамами и свежими кровоподтеками. Его почти выкатившиеся из орбит глаза были наполнены кровью и безумием, с уголка рта стекала пена, плечи тряслись, как от лихорадки. Кайсин помнила до мельчайших подробностей, как