Книга Халхин-Гол, до и после. Часть первая - Фарид Ахмеров

Мясищева.

- Вот убежал, даже до свидания не сказал, - шутливо обиделся Сталин, - ну, да бог с ним, молодой - исправится. Вернемся к нашим баранам. Фарид Алимжанович, не трудно будет распечатать сейчас объективки на «штрафную эскадрилью», завтра я планирую переговорить с ними, не хочу оставлять это дело на после праздника.

- Можно, товарищ Сталин, разрешите распорядиться. Богдан Алексеевич, пожалуйста, распечатайте, пожалуйста, объективки на Проскурова, Птухина, Шахта, Смушкевича, Штерна, Арженухина, Филина, Рычагова, Пумпура и Локтионова. Они в папке «Штрафная эскадрилья», на моем компе.

- Слушаюсь, товарищ подполковник, - почти по военному, ответил Джамилов.

«Опять тренируется» - подумал Ахмеров, но остался доволен.

Богдан Алексеевич, который почти все время был в расположении института и уже давно успел поужинать, без сожаления встал со своего места и прошел в свой уголок, выполнять просьбу товарища Сталина. Не успел вождь доесть вместе со всеми первое блюдо, а объективки были готовы, и оставалось только дождаться, пока руководители доедят и допьют чай. Причем, Богдан Алексеевич даже перевыполнил задание, Ахмеров не упомянул в своем распоряжении фамилию летчика Копец Иван Иванович, но Джамилов и на него распечатал объективку. Что не прошло мимо внимания товарища Сталина. Показывая Ворошилову пачку бумаг, переданных Богданом, он сказал, что потомки хорошо работают – инициативно, и то что Копеца упустили они с Ахмеровым, а вот Джамилов исправил это.

- Молодцы, - согласился со Сталиным Ворошилов.

- Товарищ Ахмеров, я вот о чем хотел вас спросить, - продолжил Сталин, - как это вам удалось так быстро склонить на свою сторону командиров на полигоне? Ведь они, со слов Климента Ефремовича, приняли вас, по началу, холодно. А потом дружно побежали в генштаб, требуя срочного внедрения вашего предложения.

- Ну, это совсем просто, у нас это даже детям в кино показывают, и наши криминальные авторитеты, во всю, пользуются этим приемом. А он заключается в следующем:

1 – Сколоти банду.

2 – Расскажи сказку.

И третье – покажи фокус.

- Действительно – все просто. Собери коллектив, предложи им программу и соверши подвиг, - для себя Сталин расшифровывал слова Ахмерова, которые, являются почти дословной цитатой из фильма «Каникулы строгого режима».

- Ну, что вы, товарищ Сталин, какой там подвиг, мне же ничто не угрожало, скорее фокус.

- И что, ваши «даже дети» знают этот прием?

- Нет, товарищ Сталин, скорее всего, нет. Дети невнимательно смотрят фильмы – для них главное то, что у нас называется «Экшен».

- Действие, говоришь – активность. Хорошо, Фарид Алимжанович. Я все понял. Ну, что же. Спасибо за хлеб, за соль и за интересный разговор. Вот уже третий или четвертый раз вы нас угощаете, вон, Ворошилов даже водку с вами пил, а я еще ни разу вас к себе в гости не приглашал. На Первомай не могу – все гости уже приглашены. Давайте тогда договоримся так – после первого, допустим девятого, у вас ведь это день Победы, я жду вас к себе, посидим, чайку попьем, за победу, за будущие победы. Всем спасибо, до свидания товарищи.

Все встали, провожая вождя, Сталин направился к двери и тут Ахмеров громко попросил:

- Товарищ Сталин, разрешите вас проводить недалеко. Есть несколько соображений, которые пока рано выносить на всеобщее обсуждение и хотелось бы с вами переговорить об этом.

Сталин кивнул в знак согласия, и они медленно пошли по дорожке в сторону кабинета Сталина.

- О чем вы хотели поговорить, Фарид Алимжанович?

И Ахмеров, слегка волнуясь за результат разговора, изложил вождю свою просьбу о спасении видных деятелей культуры России, либо находящихся «в гостях» у товарища Берии как Мейерхольд, либо как Булгаков доживающие в запустении, болезни и нищете.

- Но ведь вы понимаете, что многие из них враги Советского Союза?

- Понимаю я, товарищ Сталин. Но я еще понимаю, что они как попутавшие понятия дети, для них есть понятие страна (Россия), которую они любят, но нет понятия государство (СССР), и они не понимают, что без государства страна существовать не может. И, потом, я на основе своего опыта знаю, что людей не любящих свое государство в любой стране есть определенный процент. Если их всех даже просто посадить, мест не хватит. Тем более их охранять и кормить надо. Поэтому, я думаю, безвредных, надо иметь в виду, но дать им жить как обычным людям. А с теми, о которых я говорю – сложнее. Они, как кристаллы, могут быть и с шипами. И порезаться об их острые грани можно, и молчать они не будут. Поэтому, есть предложение переместить их в Узбекистан, обложить их, как ватой, заботой. У них там много поклонников найдется в смысле литературного и прочего творчества. Внимание поклонников, забота, вкусная еда, хорошая погода, лечение застарелых болезней, точно как вата. А из ваты сильно не покричишь. Причем, совершенно не надо их кормить за счет государства и охранять. Поклонники все на себя возьмут.

- А они не повлияют плохо на гражданские позиции жителей Узбекистана?

- Большинство жителей Узбекистана даже не знают, кто это такие и их не волнует, что там будут кричать эти давно забытые предки. А любители, уже давно пережили те темы, из-за которых волновались их почитаемые. А так, поселив их в Узбекистане, можно избежать вреда, даже минимального, от их деятельности, и карму страны не ухудшать.

- Хорошо, товарищ Ахмеров, мы подумаем, что можно предпринять. Карму, говорите. Вы в это верите?

- Не верю, но считаю, что лучше не ухудшать.

- Хорошо, до свидания, товарищ Ахмеров. Товарищ сержант, проводите подполковника до расположения.

- До свидания, товарищ Сталин.

В сопровождении сержанта госбезопасности Ахмеров быстро и без приключений добрался до расположения, любоваться красотами вечернего, почти ночного Кремля было некогда. Войдя в расположение, Ахмеров поднялся в свой «кубрик» и с удовольствием снял с себя мундир подполковника. Конечно, Семен Израилевич мастер своего дела и мундир был удобным, но свои старые джинсы, простая рубашка и свитер показались Фариду Алимжановичу такими удобными, теплыми и родными. А когда он обулся в свои разношенные кроссовки, даже испытал несколько минут блаженства. В таком партикулярном виде