Книга Кости мотылька. Книга 1. Я умру завтра - allig_eri

будто бы лениво уклонился, а часть проигнорировал.

Верс же сейчас улетит! — Мысль обожгла мое сознание. — Мне нужно сделать всего одно действие, — пронеслось в голове. — Всего одно, и тогда… Отомщу за все унижения!

Сдерживая страх, сжимаю Слезу в кулаке, а потом бросаю её в спину мага прямо в момент, когда он уже начал источать поток грязно-бурого света.

Я успел. Слеза ударила его в спину, сбивая магию, а потом, мгновение спустя, его протаранил Кастис.

Глава 2

«Если взрослый обретёт невинность дитя, мы посчитаем его глупцом. Если дитя обретёт хитроумие взрослого, мы посчитаем его исчадием зла. Всякой мудрости должна быть своя пора».

Святитель Холгук, «Откровения о небе», глава шестая, стих одиннадцатый.

* * *

Определитель магии был прост как палка, что исключало малейший намёк на ошибку. Он представлял из себя небольшую прозрачную сферу диаметром сантиметров в двадцать, вся задача которого заключалась в поглощении магии человека, который её касался, и смены цвета. Если цвет менялся — поздравляем, вы маг!

— Эсмонд, — мой голос звучал торжественно и даже капельку возвышенно. Во всяком случае, я очень старался, чтобы так и было. — Держи Слезу.

Да-да, мне исполнилось шестнадцать, и первым же делом с самого утра, после короткого разговора с матерью, запрягли карету и направились на проверку.

Сняв артефакт с шеи, передаю его нашему управляющему, который меня сопровождал. Кроме него, было некому. Кастис восстанавливался после боя. Лекари всё никак не могли вырастить ему нормальную руку, потому что организм уже пропитался алхимическими препаратами. Новая рука плохо росла, а когда всё-таки отрастала, представляла из себя что-то отвратительное и убогое: маленькая, недоразвитая, словно недополучившая сил.

Мы даже направили запрос в Императорскую школу целителей, чтобы прислали собственных лекарей. Всё-таки где, как не там, можно получить лучшее? И кому, как не нам, владеть подобным?

Мать ограничилась напутственным словом, оставшись с братом, который откровенно хандрил и целыми днями печальным голосом рассказывал, как станет «ни на что не годным отбросом, позорящим род Моргримов».

Я искренне смеялся над ним, но лишь про себя. Всё-таки Кастис помог мне в той ситуации, когда я ничего не мог сделать. Из уважения к тому моменту я сдерживал язык, что было сродни настоящему подвигу!

Чего уж, брат даже не ходил на «Похороны гербов», как их обозвали в народе. Потому что каждый аристократ имел своё знамя, под которым его опускали в землю. Вообще, по правилам полагалось захоронить каждого члена знатного рода в собственном склепе или, на крайний случай, попросту сжечь, вот только императрица Милена приказала провести шествие с гербами по центральной площади столицы, чтобы каждый видел, сколько выдающихся людей нашли свою смерть в поместье Кольшеров и сколь опасны маги, неподконтрольные государству.

Надо признать, получилось весьма и весьма.

Как по мне, зря люди недооценивают императрицу, которая вместе с советом министров и высшим жрецом Хореса, Кианом Силакви, управляет Империей в момент отсутствия Дэсарандеса. Она развила весьма активную деятельность по поиску оставшихся у нападавших сообщников. Я слышал о десятках арестов, которые уже произошли. По слухам, задержали ещё нескольких ренегатов, а также барона, который покрывал группу кашмирцев на своей земле.

И всё равно успехи Милены меркнут перед фактом её возраста, который составляет всего тридцать один год. В то время как трём из четырёх герцогов — более ста. Про императора и речи нет. Вот народ и ропщет, пусть без недовольства, но с долей пренебрежения — дескать, что может сделать столь молодая женщина?

И хоть Милена в дополнение ко всему закручивает гайки, но и этим она лишь создаёт себе более кровавый и жёсткий образ.

Пф-ф… не вижу смысла, почему на императрицу давят и обвиняют во всех бедах. Конечно, можно было бы сделать лучше (всегда можно) и вообще не допустить этой бойни, но то ведь я сужу на основе уже случившегося, а ранее и сам не ожидал подобного развития событий. К тому же всегда считал, что возраст не является показателем ума. Перед глазами в такие моменты постоянно появляется ныне мёртвый Горас Витхам. Старику было за сотню, но гением его не назвал бы абсолютно никто.

Так или иначе, город наполнила Тайная полиция. Все школы магии и преступное подполье (конечно же, о нём знали!) оказались перевёрнуты с ног на голову. Удалось найти какие-то ниточки, но подробности, конечно же, не были мне известны, только вышеупомянутые слухи. Жаль, всё-таки тоже пострадавшая сторона. И я не про брата и свою честь (то, что никто не видел, как меня унижают, делает вкус поражения менее горьким), а про Миреллу. Моя невеста, как и её родители, не пережили бойни. Выжила лишь Джулия, их старшая дочь.

— Конечно, господин, — управляющий с поклоном принял антимагический артефакт, становясь поодаль. Вместе с ним здесь находилось ещё трое человек: маг — мой охранник, проверяющий и его помощник.

Колдун — по-моему, его звали Тарос (хотя по доброй воле никогда не интересовался именами версов) — с интересом и лёгким раздражением осматривал сферу. При взгляде на неё я ощутил озноб, ладони вспотели. Нервно усмехнувшись, попытался заранее ощутить что-нибудь в своём теле. Без разницы что. Что-то новое. То, чего не было. Ведь я носил Слезу, а значит, не мог колдовать, если бы оказался волшебником. Следовательно, сняв её, получил такую возможность!

Так ощущаю ли я, как меня пронзает энергия иных миров? Как в меня вливаются силы, неподконтрольные богам этой вселенной? Как я и сам становлюсь в какой-то мере похожим на Хореса?

Прости, Дарственный Отец, за эту хулу, пусть и невольную. Пойми и ты меня — я весьма взволнован и не в должной степени контролирую свой разум.

Наконец, услышав характерное достаточно вежливое покашливание помощника проверяющего, я словно очнулся ото сна и понял, что дальше затягивать нет смысла. Рука коснулась сферы, которая в ту же секунду окрасилась красным.

Несколько ударов сердца я просто смотрел на неё, считая, что меня подводит зрение. Краем уха различил ехидное хмыканье Тароса, удивлённое ругательство Эсмонда и едва слышные перешёптывания мужчин, проверяющих молодняк.