Книга Современная китайская драма - Тянь Хань

мне — рюмку, ему — рюмку, чайник дном вверх, чайник опустел, захмелел я… лошади нет, телеги нет, земли нет…

Слева и справа в лучах света появляются лица  Ц и  Ю н н я н я  и  Ч э н ь  Д а х у.

Ц и. Солнце не висит всегда в зените, счастье переменчиво, десять лет солдат служит к востоку от реки, десять лет — к западу. Видишь, и пару дней в благополучии не прожил, как все смешалось. Пусть будет беспорядок, пусть все смешивается в сплошной хаос!

Д а х у (одновременно с Ци). Опять ты за старое, отец! Неужто не можешь придумать что-нибудь поновее? Говори, выговорись, наконец! Говори и сам поймешь, почему всю жизнь кланялся Богу богатства и матушке земле, а напоследок так ни с чем и остался. Слава те Господи, я не пошел по твоим стопам, хоть у меня глаза не на затылке!

Оба исчезают в темноте.

П е с. Нет у нас земли, отец! Вино не мое, Ли Ваньцзян принес, целый чайник. Хороший человек Ли, добрый, он со всем уважением ко мне, как было не выпить. Он — рюмку, я — рюмку, я — рюмку, он — рюмку, так и опрокинули чайник, чайник опустел, захмелел я, и ничего у меня не осталось. Не то что не осталось — староста Ли сказал, вышел приказ начальника уезда, чтоб деревня стала «красной», все станут красными, не оставаться же Псу «черной заплатой». Я говорю, мол, ни в войну, ни в земельную реформу Пес не отставал от других, только как же, не пойму, взять людей, скот, землю да стащить все в одну кучу? Будет ли прок, ежели один человек всеми мотыгами командовать будет? Не забывай, случается, и братья родные, с одной грядки росточки, и те друг дружке шишки набивают! А он говорит, будет тебе, послушай-ка лучше, дурья башка, что я тебе скажу, здесь и ахнуть не успеешь, как все изменится, наверху, внизу — всюду электричество и телефоны будут, знай пей себе молочко, печеньем закусывай. А я ему, мол, не желаю. Он говорит, у тебя из-за имущества совсем ум зашелся, ты земляной червь, говорит, твою дубовую башку и камнем не прошибешь. Я тоже распалился, буду «черной заплатой», говорю, мне все одно! А он: мы сдерем «заплату»! Спрашиваю: как сдирать-то будете? А вот, говорит, отберем у тебя землю у Косого угла да этот семейный могильный участок, названный «тыквой-горлянкой», а заместо них прирежем мелкие участки, разбросанные на краю села… Брось мне голову морочить, говорю, кто ж не знает, что «дочь вдали и земля вблизи — бесценные сокровища»? Опять же земля на краю деревни тощая, солончаки одни, доу посеешь — восемь шэнов[61] соберешь, как же, стану я менять! А не сменю, отец, значит, все в одну кучу свалят, все сплошь красным сделают, по всей деревне уж трубят о радостном событии. Пей давай! Пей! Жена тоже поперек мне встала: все люди как люди, мол, ты один у меня как белая ворона. Погляди-ка, говорит, на брата Ли, ради кого он день-деньской как очумелый носится, ради нас, поди! Всяких пакостей она мне наговорила, пригрозила — не вступишь в коммуну, разделимся, возьму Хуэра и вдвоем с ним вступлю, не хочу «черной заплатой» быть! Оказывается, женщин-то тоже на митинг сгоняли. Невестка, та с пониманием, но и та наседает, не рвись, говорит, старик, на части, тут скоро кругом — электричество… ну их, взялись за меня, словами — уши, вином — душу растравляют, хранитель очага черта на подмогу позвал, обступили меня со всех сторон, ну я и сдал все в общую кучу, в общую кучу, отец! Лошадь Хризантема, так та уходить не хотела, я ей намедни ясли из новых досок сколотил… Отдал я, Пес, нашу землю, зазря, выходит, ты съел собачонку, отец! Виноват я, окаянный, перед тобой… (Вскрикнув, падает ничком на землю.)

Подходит  Ц и  Ю н н я н ь, останавливается, хлопает Пса по плечу.

Ц и. Время за полночь, осенний ветер холодный, а ты лежишь на голой земле, смотри не простынь!

П е с (в забытьи). Отец, отец, я, Пес, пришел…

Ц и. Брат…

П е с (непонимающе). Кто ты?

Ц и. Пес, ну что? Землю в руках не успел как следует подержать, как отобрали, словно ребенка от груди кормилицы оторвали, теперь твоя земля — общая! Я давно говорю, волчья шкура к вам, собакам, не лепится…

Мелькнувший вдали свет ручного фонарика осветил их обоих.

П е с. А, это ты, проклятый помещик! Для тебя что похороны, что пожар — все едино, трын-трава! Земли лишился, вот и исходишь злобой… катись-ка отсюда! (Дает Ци пощечину.)

Входит  Л и  В а н ь ц з я н.

Л и. Здорово ты его! Пес, мы не допустим, чтоб он над нами издевался! Завтра на большом собрании начальник уезда Лю прикрепит тебе на грудь огромный цветок славы! А ты, Ци, смотри, полегче!

Ц и. Да.

Л и. Не то как бы не просчитаться. С тобой-то мы всегда начеку, чуть подует ветерок, мы тебя сразу потащим к ответу.

Ц и. Да.

П е с (удовлетворенно). Братец, коль скоро ты нашел управу на этого негодяя, ты, выходит, герой, и я всегда буду слушать тебя.

Л и. Идем, Пес, домой, завтра большое собрание…

П е с (подумав). Постой, а зачем мне собрание, слава, мне нужна земля, лошадь, телега…

Л и. Старик, пойми, нельзя сворачивать на старый путь!

П е с. На старый путь?

Л и. Ну да! Поздно уж, жена заждалась, пошли домой!

П е с. Домой, домой… (Быстро оборачивается.) Нету больше земли… отец! (Припадает к земле.)

Ци издали наблюдает.

Л и. Ци Юннянь!

Ц и. Здесь.

Л и. Чего рот разинул? Бери его на спину и тащи в деревню!

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Через несколько лет. Осень. Тропа в поле. Слышится чей-то безумный смех. Как сумасшедший на сцену выбегает поседевший, постаревший  П е с. Ф э н  Ц з и н ь х у а  едва поспевает за ним; в руках у нее пакетики с лекарственными травами. Они возвращаются после осмотра врача.

Ф э н. Черт, не беги как очумелый, слушайся…

П е с. Потерял духа-хранителя у ворот, метлой смел звезду с неба… откуда