Книга Судьба империи - Паустовский

раздалось кряхтение императора, заткнувшее наследников. — Я тоже хочу… — Слабая морщинистая рука потянулась к сыну.

— Нет, я не бессмертен, — перебил Линг. — Я, как и все собравшие здесь, беззащитен перед болезнями, меня ждёт старость, а затем и смерть. Просто моя душа из мозга перешла в шею. А теперь, — его голос похолодел, — я требую плату за выполненную сделку. Подписывай отреченье.

— Дай философский камень! Дай бессмертие! — задыхался император, поднимая тело с кровати.

Линг передал бутыль с камнем, но не в руки отца, а жрецу.

— Я не хочу обмана. Бессмертие окажется в твоих руках только, когда ты подпишешь отречение в мою пользу.

Император потребовал чернила, перо и бумагу. Дрожащей рукой он выводил иероглиф за иероглифом, поднимая то и дело глаза на камень. Когда акт был составлен и поставлена имперская печать, император выхватил из рук жреца бутыль с пятым элементом.

— Бессмертие! Бессмертие! — тряслись его слабые губы. — Как я долго это ждал!

Император поднял бутыль надо ртом и вытащил пробку. Алая жидкость вылезла из колбы и… И почернела, превратившись в пепел, который испарился в воздухе покоев, наполненном ароматами оздоровительных масел.

— Где камень? — прошептал император, глаза его вылезли до лба.

Линг хмыкнул:

— Истина посчитал нужным взять его в качестве платы за проход к Вратам.

Лицо императора затряслось в страшных судорогах.

— Ты меня обманул!

— Нет, не обманул. Ты сказал, что отдашь трон тому, кто принесёт тебе в этот зал философский камень. А ведь тайное собрание проходило здесь в спальне? Вот я и принёс камень, а кому он должен был принадлежать — ты не оговаривал. Всё по-честному.

— Я… Я хочу жить!

Голова императора ходила из стороны в стороны, глаза закатывались. Император встал с кровати, но рухнул, ударившись лицом об ковёр. Грудь его перестала биться, руки не дрожали.

Линг обвёл взглядом братьев, сестёр и верных чиновников отца и вымолвил с презрением:

— Вот он, исход всех тиранов и самодуров, жаждущих власти и бессмертия.

___________________________________________

(1)Экшория с греческого: — изгнание, εξορία

(2) отсылка на философский парадокс про Будрианова осла

Глава 9

Позолоченное небо смотрело на императора, Линг не отрывал глаз от потолка. Завтра состоится церемония возведения его на трон императора, а он даже не поспал этой ночью. Линг проводил пальцами по шее, где красовалась печать, в которой томилась его душа. “Ничего я не упустил?” — думал он, вспоминая разговор с Истиной. “Нет, вроде ничего. Я не обманывал отца: я принёс ему философский камень, а до этого по сути совершил самоубийство. Моя душа не будет отвергаться, ведь она живёт в теле хозяина, пусть и в другом месте”.

Но на этой душе вот уже тринадцать дней скребли кошки. Драгоценной вещи, ради получения которой Линг готов был умереть, ради которой он по собственной воли отказался от своего “я” и оказался поглощен Жадностью, больше нет. Философский камень, из-за чьих поисков в проблемы чужой страны вмешался старик Фу и погиб, уничтожен. “Смог я отблагодарить Фу, встав императором, или моя жертва Истине не стоит выеденного яйца?”

На протяжении пяти лет, как “умерли” Синзан и Михонг Линг мечтал заполучить философский камень, дабы получить милость отца-императора, а затем и трон. Четыре года, когда маленькая бутылочка коснулась его рук, Линг берёг её как святыню и сейчас запросто позволил Истине разрушить величайшую силу в мире. Десятки жизней, томившихся в этот камне свободны и нашли покой наверху: в месте, которому присущ свет истины, но есть ещё и тепло. Но жители Ксинга, которых от смертельных болезней раньше спасал философский камень, лишены небесного исцеления.

“Я не должен гордиться. Это не победа. Я должен помнить о тех жертвах, которые принесены за моё восшествие на престол, должен знать в какого человека я превращусь, если хоть раз нарушу свои заповеди”.

Живописные узоры из золота возвышались над новым правителем. “Не ради этих рисунков я стал императором”, — сказал себе Линг.

Дверь в комнату была слегка приоткрыта, чей-то глаз наблюдал на Лингом. Это была Синзан. На девушке красовалось лёгкое миниатюрное платье с узорами из цветов лотоса, глаза были подведены чёрным карандашом, на губах сияла красная помада. За долгие годы заточения только сейчас Синзан могла ощутить себя женщиной. Но вырвавшись из плена, она не чувствовала покоя и безопасности. Синзан оказалась в незнакомом мире, где нет нужды подчиняться чужой воли, выдавать себя за другого человека (а такое происходило, если Синзан выходила из золотой клетки — дворца Туранов). Она оказалась не готова к свободе.

— Госпожа Синзан, зачем вы подсматриваете за господином? — прозвучал под ухом голос Лан Фан.

Синзан вздрогнула и отскочила от двери.

— Я не подсматриваю! Я просто хотела ему сказать… — она опустила глаза. “Зачем врать, если ответ виден на твоём лице?” — осознала девушка и сказала. — Да, я подсматриваю. Я хочу узнать, каким человеком стал мой брат. Мы же столько не виделись.

— Ну Линг сильно изменился, — протянула Лан Фан и слегка засмеялась. — Но жадность к еде сохранилась. Готовьтесь, что вам придётся прокармливать целого быка, госпожа Синзан.

Синзан подняла наверх глаза. “Почему я? Возьмите Фейин, она же дочь…” — с того самого дня эти слова она вспоминала каждый день. Синзан взяла руку Лан Фан.

— Пожалуйста, не зови меня госпожой. Человек, который одиннадцать лет был чужой собственностью, не имеет права владеть людьми.

— Хорошо, — улыбнулась Лан Фан.

Кажется, Линг заметил шорохи за стеной и встал с кровати. Девушки поспешили убраться из его новых покоев. Они выбежали в окну и встали, как будто бы любуются солнышком. Но Линг и не думал разбираться со “шпионами”.

— А чего мы убежали? — вдруг удивилась Синзан.

Лан Фан пожала плечами. Внезапно Синзан почувствовала, что ей хочется смеяться, смеяться над собственной глупостью, которая оказалась свойственна принцессе… Нет, она не принцесса.

— Я хочу начать всё с чистого листа, — сказала Синзан. — Лан Фан, можешь мне помочь? Мне нужно понять, что такое жить. Но я боюсь