Книга Ресторан «Кумихо» - Хёнсук Пак

находясь в сознании. Но я ничего подобного не переживал, поэтому мне не с чем было сопоставить такую боль.

– Если бы боль была терпимой, я уже раз двадцать отправился бы за тем человеком, которого я ищу, – добавил он.

– А зачем вы написали в посте про акцию, что начнете поиск? Судя по вашим словам, у вас и мысли нет искать этого человека.

– Хмм, только тогда этот человек придет. Потому как знает, что я обязательно найду его. Я имею в виду себя при жизни до того, как умер. А почему ты начал спрашивать про боль?

– Я же сказал, просто интересно.

Честно говоря, для себя я уже решил, что выйду отсюда. Хочу встретиться с Сучаном. Хочу бродить с ним по улице и хохотать. Хочу узнать, о чем он думает чаще всего в течение дня? А еще хочу рассказать ему о себе. Мне кажется, что бы я ни говорил, он все внимательно выслушает. Почему мне только сейчас приспичило, а не при жизни? Столько времени потрачено зря… А еще… я хочу разок увидеть бабушку.

После часа покоя начался наплыв вечерних посетителей. Шеф занимался готовкой, но при этом посматривал в зал. Хоть он и продолжал ждать, я был уверен, что женщина по имени Со Чжиён никогда не появится. Догадался по поведению Наны и того господина, который приходил сюда. Это стало очевидно даже мне – стороннему наблюдателю. Возможно, Ачжосси и сам всё понимал. Хорошо, если бы он нашел в себе смелость еще и принять это. В таком случае можно было бы не впускать посетителей и провести оставшееся время с большей пользой, ведь у нас с ним осталось совсем не много дней, около десяти. Жаль тратить эти дорогие, как теперь казалось, мгновения на готовку и обслуживание клиентов.

Я впервые подумал о том, как жалко впустую тратить время. Это случилось тогда, когда я передал шефу заказ на «Сливочную нежность» и уже собирался вернуться в зал. В дверь осторожно вошла женщина в белом платье с двумя длинными косами и прямым пробором. Она медленно обвела взглядом ресторан. Посетительница выглядела так, словно была чем-то напугана.

– Присаживайтесь вон туда. – Я указал ей на свободный стол.

Гостья медленно подошла и села.

– Что будете заказывать? – поинтересовался я, разглядывая ее лицо.

В больших глазах застыл страх. Она все время нервно покусывала губы. А потом вытащила из сумки влажные салфетки и вытерла руки, очень тщательно протирая кожу между пальцами.

– Еды не надо. Я… хочу увидеть шеф-повара, – сообщила она, положив на стол упаковку влажных салфеток.

Меня пронзила догадка: возможно, она – и есть та самая Со Чжиён.

Я пошел на кухню и передал шефу слова посетительницы. Тот бросил быстрый взгляд в сторону гостьи и моментально подошел к ней.

– Вы шеф-повар? – незнакомка встала из-за стола.

Невозможно описать словами бурю чувств в глазах шефа. Они светились безграничной радостью и в то же время были наполнены глубокой обидой.

– Добрый день! Меня зовут Со Чжиён. Мне кажется, я впервые вижу вас. А вы со мной уже знакомы?

– Разумеется, – ответил Ачжосси, не отрывая глаз от ее лица.

– Вот как? А мне кажется, мы с вами не знакомы. Ну да ладно… Я пришла сюда, потому что… Лучше мне самой прийти сюда и все сказать, чем посылать других людей. Вы ведь знаете Ли Минсока? – словно спасаясь от пристального взгляда собеседника, гостья провела ладонью по лицу.

– Да, – коротко ответил Ачжосси.

В воздухе между ними витало странное напряжение.

В этот миг раздался голос:

– Принесите маринованных огурцов, – поднял руку посетитель, сидевший за столиком возле двери.

Когда я принес ему огурцов, он попросил горячей воды. Когда я принес ему воды, посетитель за другим столиком попросил маринованный лук.

Я поставил полное блюдце лука на стол, когда Чжиён уже встала со стула.

Она быстро шла к двери. Ее белое платье трепыхалось, как крылышки стрекозы. Ачжосси, до этого сидевший напротив с безучастным лицом, словно лишившись рассудка, вскочил и кинулся вслед за ней.

– Обязательно передайте мои слова Минсоку. – Гостья остановилась перед дверью.

– Это правда то, что ты сейчас сказала? – быстро произнес шеф.

Чжиён посмотрела на него округлившимися глазами. Видимо, ее испугал его внезапно изменившийся тон:

– Да, правда.

– Быть такого не может! – внезапно заорал Ачжосси.

Женщина испуганно отшатнулась на пару шагов назад.

– Я Минсок. Я и есть Минсок. Я никогда не слышал от тебя таких слов. Ты ведь никогда не говорила мне об этом. – Ачжосси сжал кулаки и, как свирепая горилла, начал бить себя в грудь кулаками.

В замешательстве и страхе я подошел к нему сбоку и схватил за руки. Он отшвырнул мои руки с бешеной силой.

– Я Минсок, – снова крикнул он.

– Ачжосси, все бесполезно, – пробовал я его утихомирить.

Вряд ли кто поверит ему, ведь теперь он – другой человек с чужим лицом.

Чжиён бросила на него равнодушный взгляд, а потом повернулась и ушла быстрыми шагами.

– А-а-а, – истошно в отчаянии завопил Ачжосси, закрыв уши обеими ладонями.

Его вопли напомнили мне крик смертельно раненого большого животного. Глаза его сверкали зловещим блеском.

Что же она сказала ему такого, что он так взволновался и разозлился?

За неделю до смерти

Мы с шефом решили больше не принимать посетителей и закрыть ресторан – теперь это уже не имело смысла. Ачжосси целыми днями смотрел в окно. У нас осталось всего восемь дней до конца отпущенного времени. Через восемь дней нам придется навсегда покинуть этот бренный мир.

Когда я впервые встретил Сохо, у меня не было причин оставаться сорок девять дней на этом свете. Я думал, это станет лишь продолжением моего безрадостного существования. Ведь с самого рождения, будучи Ван Доёном, я не любил жизнь. Мне никогда не доводилось в радостном предвкушении ждать следующего дня. Быть Доёном – невыносимо трудно. Поэтому в какой-то момент я отказался от всего, что мне было дано. Я решил забыть, кто я такой. С наступлением утра я механически, как робот, делал то, что положено было делать. По возможности я старался ни о чем не думать. И мне стало легче терпеть эту жизнь. Я решил прожить так до самой смерти. Может быть, поэтому я не испытал боли, когда понял, что умер. Просто неотвратимое событие наступило быстрее положенного – и я равнодушно это принял. Даже был благодарен за то, что пришел конец моей постылой жизни. Если бы не