Книга Тарлан - Тагай Мурад
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Много чего происходит, товарищ Курбанов. Международная обстановка продолжает накаляться. Мир под угрозой.
– А кто угрожает?
– Империалисты США! Об этом в «Международной панораме» сам товарищ Зорин сказал. Да еще и в газете «За рубежом» напечатали. Можем обратиться к фактам. Администрация США запланировала выпустить в 1983 году химико-бактериологического оружия на восемьсот десять миллионов долларов.
– Это что же такое за ружье?
– Да не ружье, а ядовитые ингредиенты.
– Вы по-нашему, по-дехкански, скажите. Откуда нам, плешивым, такие слова знать?
– Ну так вот, ингредиент – это яд, полученный в результате синтеза двух жидких веществ. После чего происходит нервный паралич. За десять – пятнадцать минут можете стать покойником.
– И это придумал человек? Чтобы уничтожить человечество? Подумать только! А наши что говорят?
– Наше государство стоит на страже мира и всегда будет стоять.
79
Гости разошлись по домам. Жена стала убирать со стола. Отдала мне на руки нашего малыша:
– Подержите его немножко, а я пока посуду вымою.
Я посадил малыша на колени. Он захныкал, протянул ручки к матери, выходившей из комнаты со скатертью.
– Ну, хватит, хватит. Мама сейчас вернется. А кто это там на фотографии? Твой братик, да? Скажи: братик.
Ребенок не унимался. Все хныкал и хныкал.
Покачивая его на коленях, я запел:
На коленях мое чадо,
Станешь ты моей отрадой.
Слушай, что тебе спою.
Баюшки-баю.
Конь покрыт попоной – значит,
На коне и ты поскачешь.
Ты украсишь жизнь мою,
Слушай, что тебе спою.
Баюшки-баю.
– Эй, мама, иди же сюда и накорми своего сыночка грудью! Сыночек проголодался. Вот сейчас твоя мама придет.
Ты – в объятия бегущий,
Мне дитя и брат грядущий.
Чабаном ты знатным станешь,
Дом твой – у реки и пастбищ.
Баюшки-баю.
– Ну, полно, маменькин сынок! Раз есть рот, думаешь, можно орать? Или у тебя у одного рот есть? Вот, гляди, и у меня он тоже имеется! Почему же я не кричу? Хватит, пора и честь знать! Или заливаешься из-за того, что я сказал: конь покрыт попоной и ты – знатный чабан? Но где твой конь, и где твои овцы? Ты говоришь, те, что у нас во дворе? Эге, это наследство досталось от деда. Все это принадлежит мне. Мне, ты понял?
Баю-баю, где твой сон?
Где верблюд? От деда он.
Если твой верблюд, так что ж
Ты верблюда не пасешь?
Если ты пасешь скотину,
Степи где твои, долины?
– Ну вот что! Раз так, то ты – сын пучеглазого! Если ты настоящий мужчина, отвечай, потомок плешивого! Ага, сразу замолчал! А то хнычешь и хнычешь. Что ты сказал? Нет, нет! Я только пошутил, потомок плешивого. Пошутил! Что? И шуток не понимаешь? Все это твое, сынок. И этот дом, и овцы в хлеву, и луна на небе, и вспаханные земли – все это твое! Так и быть, забирай! И Тарлана отдаю! Так и быть!
Баю-бай. Услышь меня,
Отправляй в табун коня.
Баю-бай, засыпай,
Ты мне дорог, так и знай.
Спи, ребенок. Баю-бай.
– Только одно никогда не забывай, сынок. Даже если ты, как Гагарин, достигнешь небесных высот или, выучившись, будешь править всем миром, помни прежде всего, что ты – сын Зиядуллы-наездника. Мой сын! А раз так, будь таким же, как я! Ты будешь таким, как я? Скажи, ты станешь таким, да?..
80
Прислали повестку в суд.
Ноги опять в стременах. Пока ехал, передумал о многом. Молил Всевышнего, чтобы закончились наконец эти мучения.
Народу на суде было много. По одну сторону сидели парни, которые били, по другую – мой друг Рахман. Начальство сидело сверху. Были вопросы, были и ответы. Те, что били, вины своей не признавали и все валили друг на друга. Здесь я и пригодился. Начальство, что сидело наверху, допросив меня, осталось довольно моими ответами. Когда дали слово защитнику, он спросил у моего друга Рахмана:
– А скажите, почему вы избили несовершеннолетнего?
– Я его не бил – только головой толкнул.
– Все равно считается, что били. На лице у него осталась рана. Раз он у вас деньги украл, а вдобавок если вы его еще и поймали, нужно было сдать его в милицию.
– Сил не хватило.
– Бить хватило сил, а в милицию отвести – не хватило?
– Их трое было – один бы я не справился.
– Нужно было позвонить в милицию! Или позвать людей на помощь. Вон сколько людей на улицах!
– Людей? Каких людей? Где эти люди?
Рахман не мог продолжать от волнения. Он вытирал глаза полой халата.
Начальство объявило перерыв на один час. Сами ушли совещаться перед вынесением приговора. Я проголодался и зашел в чайхану. А когда вернулся, попив чая, – люди уже выходили из здания суда. Я понял, что суд закончился. Стал искать моего друга Рахмана, чтобы узнать о решении. И тут наткнулся на женщин. Собравшись в круг, они заливались слезами. Голосили, хлопая себя по лбу и по коленям. До меня дошло: это были родственники тех парней, которые избивали. И я ощутил свою вину в том, что они плачут. Не в силах больше смотреть на их залитые слезами лица, я отвернулся и направился к Тарлану.
Мы поехали в кишлак. Миновав колхоз «Восьмое марта», въехали в ущелье Хайрандыра. Вокруг – низкие холмы. Дорога, словно качели, то поднимается вверх, то опускается вниз.
81
Наступили сумерки. Сумерки, опустившиеся на мир, опустились и на мою душу. На душе сделалось смутно. Я невольно оглянулся. Заметил вдалеке красную машину. Мы с Тарланом поехали по обочине дороги. Стали подниматься на склон горы. На самой середине склона я снова обернулся. Машина ехала следом. Мы спустились со склона. Из-за того, что склон был крутой, Тарлан припадал на задние ноги. Передние ступали тяжело. Мы спустились в долину. Машина на вершине холма замедлила ход. Я удивился. Обычно машины едут быстро, но эта за все время и одного коня не сумела обогнать. Или, может, в ней что-то сломалось?
Мы подъехали к арыку, перерезавшему дорогу. Вода в арыке мутная. Вся в красной глине. Коню будет по колено. Тарлана я в арык не пустил. Прикинул: а не