Книга Обреченные на вымирание - Деткин Андрей

- он протянул мне пистолет, - к двери, - ткнул пальцем вправо по коридору, - смотри, чтобы никто не полез. Стреляй сразу.

Я медленно повернул голову, почему-то быстрее не получалось, словно шейные мышцы окоченели, увидел в конце коридора застекленную балконную дверь и перила пожарной лестницы за ним. Обливаясь потом, дрожа мелкой дрожью, посеменил «на шухер».

Сзади раздался выстрел. Он грохотом прокатился по зданию и ударил по барабанным перепонкам. Следом прогремела автоматная очередь. Послышался крик:

- Назад!! У него ствол. Ё… Леху подстрелил, сука!

Снова зубодробильная очередь.

Я заскочил в первую попавшуюся дверь, распахнул ее настежь, упал на четвереньки, прополз два метра и прижался к стене. Не успел стихнуть в ушах звон от прежних выстрелов, как снова загромыхал автомат. Слышались крики, вопли, словно внизу творилось стихийное бедствие: все тонули или гибли под завалом. Я закрыл уши руками. Пистолетная рукоятка больно давила на ушную раковину, но я все равно продолжал сжимать голову.

Краем глаза заметил промелькнувшую в дверном проеме тень. Подумал, что боевик поднялся по пожарной лестнице и хочет зайти к Андрею с тыла. Но затем, сообразил, человек бежал в другую сторону. Снедаемый страхом я выглянул в коридор.

Гжегош с перекошенным от ужаса лицом, бешено дергал ручку, пытаясь открыть пожарную дверь. Он не видел меня, хотя находился в паре метрах от косяка, из-за которого я выглядывал. Наконец, ему удалось. Он рывком открыл полотно и выскочил наружу. Раздался выстрел. Гжегош ввалился обратно, пятясь и падая. Я ничего не мог понять. Происходящее, словно имело несколько параллельностей, они, то раздваивались, то троились, путались, сходились в одно…, я был близок к обмороку.

Гжегош, как-то нелепо по театральному вскинул руку, ноги подогнулись, он развернулся и ударился о стену спиной. Секунду еще держался, а затем заскользил вниз. И когда оказался на полу заметил меня. Мы таращились друг на друга не моргая. В его взгляде уже не было того ужаса и панической истерии, а было спокойствие, словно ему надоел весь этот дурдом, творившийся в разоренном штабе авиаполка, надоело бояться, хвататься за жизнь, он устал и теперь плевать хотел на всех живых и на нас в частности. На синей футболки в области сердца расплывалось темное пятно.

Я замер, словно заколдованный и превращенный в камень, связь с реальностью разорвалась, время остановилось. В голове ровным счетом не осталось ни единой мысли. Стрельба стихла. Пуская пузыри, я шел на дно, не в силах отвести взор от покрывающихся матовой поволокой карих глаз напротив.

Тень проскользнула в приоткрытую балконную дверь и порвала нить, связывающую наши глаза. Вместе с этим грохот выстрелов с новой силой саданул по ушам. Сузившееся до игольчатого ушка пространство раздвинулось, краски приобрели цвет, предметы очертание. Небритый тип, в длинных серых шортах с карманами на бедрах, в армейском кепи, надвинутом на глаза, обеими руками сжимал рукоятку здоровенного пистолета. Он сделал очередной крадущийся шаг, бросил хищный взгляд в проем, куда-то выше меня. От ужаса я перестал дышать, стоял на четвереньках и гипнотизировал его, желал всем своим существом, всеми фибрами, чтобы не заметил меня и прошел мимо. Его взгляд соскользнул по косяку вниз и воткнулся в меня, словно отточенный топор в колоду.

Мгновение он обрабатывал информацию, а затем дернулся, направляя на меня пистолет. За миг до выстрела я отпрянул назад. Оглушительный хлопок ударил по ушам, возле левой руки паркет вздыбился щепой.

На четвереньках я пятился назад подобно загнанному псу с поджатым хвостом: «Вот она, смертушка… Вот она…». Пистолет в правой руке, сильно давил на пальцы, подвернутые под рукоятку. Но я ничего не менял, ни о чем другом, кроме как о посланнике костлявой не думал: «Неужели вот так…». Грохот и сразу последовавший за этим удар в руку и без этого меня невменяемого сделали вовсе овощем. Я не понимал, что произошло, где я. Замер на месте, ощущая, как тело распадается на атомы.

Пуля пролетела в сантиметре от вынырнувшего из проема синего кроссовка с белой подошвой, врезалась в стену над плинтусом и отбила кусок штукатурки.

- Мля! - услышал я сверху и кроссовок исчез. Через секунду с дребезгом хлопнула балконная дверь, затем послышалась частая дробь по железным ступеням пожарной лестницы. Словно сквозь вату снаружи донеслось:

- Их там целая кодла, и все с пушками! Я одного грохнул, а второй чуть меня не вальнул, падла!

Голос потопила автоматная очередь. Ни жив - ни мертв я встал на колени, поднял к глазам дрожащую руку с пистолетом. Указательный палец продолжал лежать на спусковом крючке. Оружие казалось неимоверно тяжелым, таинственно поблескивало вороненой сталью, словно это был не механизм, созданный руками человека, а волшебный артефакт, извергающий молнии и громы. Дымок медленно вытекал из ствола и тянулся к потолку. На меня навалилась жуткая слабость, словно оказался под кучей ватных матрацев. Я разжал пальцы, пистолет вывалился из руки, с глухим лязгом, стукнулся о паркет.

Стрельба стихла, но потом снова возобновилась уже с улицы, все реже, все дальше, все тише. Не знаю, сколько просидел в ступоре, бессмысленно таращась на полу раскрытые ладони с дрожащими пальцами. Очнулся от касания: кто-то тряс меня за плечо. Человек наклонился, заглянул в глаза, что-то подобрал с пола, выпрямился, сверху послышалось клацанье и щелчок.

- Михалыч, хорош тупить, поднимай задницу, и двигаем к самолету, пока они не вернулись. Вроде отогнали, но черт его знает, могут и подкрепление вызвать.

Я медленно поднял тяжелую голову, словно вместо мозгов мне залили свинец, и посмотрел на человека. Узнал Андрея, но от этого мне не стало легче. Футболка на его груди и под мышками взмокла, на плече разорвана. Из ссадины на скуле стекала кровь.

- У тебя кровь, - проговорил я, хриплым сухим голосом.

- Давай, Михалыч, поднимайся, надо уходить, - Андрей убрал пистолет за пояс, ухватил меня за предплечье и поднял. Ноги дрожали, не хотели слушаться, я привалился к стене.

- А-а-ай, - зло протянул Андрей, перекинул мою руку себе через шею, присел, подхватил за талию и потащил к выходу. Все стены на лестничном марше были изрешечены пулями, площадку между первым и вторым этажом заливала кровь. Широкий кровавый след, протянулся по лестнице до дверей, словно волочили мешок с потрохами.

Андрей вывел меня через главный вход. Свет больно резанул по глазам. Озираясь по сторонам, он засеменил к самолету. Я бурдюком болтался на его