Книга Кангасейро - Жозе Линс ду Регу

ты привязан к тем местам, но зачем бередить старую рану?

Мастер попытался заговорить о другом, но Анинья продолжала:

— Возчики рассказывали об Апарисио. Капитан занял Бом-Консельо без единого выстрела. В честь его устроили праздник, были танцы. Солдаты сбежали в заросли. Кангасейро выпустили всех арестованных из тюрьмы.

Жеронимо не произнес ни слова. Сидя во главе стола, он пил кофе, но мысли его были далеко. Когда Бентиньо уходил, он бросил прощальный взгляд на Алисе — девушка весь вечер не спускала с него своих черных глаз. Мастер вышел с Бентиньо и, как только они свернули на дорогу, спросил:

— Ты слышал, что говорила моя жена? Эти негодяи, оказывается, заходили сюда. Теперь я думаю, что это все же были люди покойного Казимиро. Да, мне необходимо оружие! Заставлю сторожить Зе Луиза. Подумать только, какая напасть! Суд оправдал, но меня выбросили на улицу, хотя я был прав. Ушел из Брежо, чтобы жить со своей семьей в этой проклятой глуши, но и тут не оставляют в покое! Что за дьявольское наваждение!

Бентиньо дошел до перекрестка и стал сворачивать к своему дому. На прощание мастер сказал:

— Поверь, если бы не жена и дети, я бы показал им. Не в моем характере покорно ждать, пока тебя заколют, как свинью. Я не хотел никого убивать, но этот проклятый Казимиро ударил меня по лицу, и я не мог стерпеть этого. Скажу прямо: я убил и не чувствую греха на душе, потому что поступил справедливо.

Ночь вступала в свои права. Когда Бентиньо подымался по откосу, уже смеркалось, вечерняя звезда показалась на небе, а в густой непроходимой чаще было темно, и это заставило его ускорить шаг. Он боялся этих зарослей, и, даже когда проходил тут днем, ему всегда становилось жутко. Здесь пролегала такая узенькая тропка, что по ней мог пробраться только один человек, да и то с большим трудом.

В этом горном районе сертанцы не знали, как умирают в засуху от голода и жажды. Внизу, у подножия горы, в гроте плещется, как ласка божья, голубая прозрачная вода.

А в доме Бентиньо ждала мать. Прежде чем открыть дверь, он постоял немного, как бы собираясь с силами для встречи с врагом! Ему снова стало страшно. Когда он вошел, мать была у себя в комнате. Оттуда доносился скрип колец гамака. Лампочку облепили москиты. Было тихо, и дом казался необитаемым. Он прошел на кухню, увидел свой ужин на краю очага. Стараясь как можно меньше шуметь, он тут же поел. Потом вышел из дома. Проходили часы, а в комнате, покачиваясь, все скрипел гамак. Бентиньо вспомнил, что сегодня еще не получил благословения матери. Что делать? Он медленно поднялся и, стоя у двери комнаты матери, робко попросил:

— Мать, благослови.

На минуту скрип гамака прекратился, и он услышал злобный хрип старухи:

— Проси благословения у Апарисио. Твой ужин на кухне.

И снова заскрипел, раскачиваясь на кольцах, гамак.

XII

В тот день капитан Кустодио был не в духе. Он бранился с вакейро[13] Флорентино из-за пропавшей коровы. Сертанец стоял в дверях каза-гранде и, не обращая внимания на попреки капитана, все твердил:

— Вы ошибаетесь, ошибаетесь… Эти собаки обкрадывают меня, а потом, бессовестные, еще болтают невесть что. Сеу капитан, дело было совсем не так, — оправдывался он. — Корова вашей милости забрела на землю старого Толентино, а когда я пришел и потребовал скотину, тот набросился на меня, стал кричать, что он не вор, и даже грозил убить меня. Я сказал ему: «Простите, ваша милость, я пришел только за коровой и вовсе не собираюсь затевать ссоры».

Капитан Кустодио утих и позвал Бентиньо:

— Сынок, пойдем со мной.

Они спустились к запруде; убедившись, что вблизи никого нет, капитан заговорил:

— Вчера здесь был гуртовщик Морено и сообщил, что твой брат Апарисио действительно договорился с полковником Жозуе, отцом судьи, о том, чтобы сбросить Касуса Леутерио. Морено говорил, что у этого человека — большая сила в столице штата. Все уже подготовлено. Вот тогда, сынок, мне, старику, можно будет спокойно умереть. Ты слышал историю с коровой? А что я могу поделать с этим вором Толентино? Ничего. Я ведь только опозоренный старик. Убили сына, а у меня не хватило смелости отомстить за него. Жена умерла от отчаяния. Вакейро Флорентино все это прекрасно знает. Если бы он работал у человека уважаемого, он бы не оставил корову вору, а вошел бы в его дом, как настоящий мужчина, он бы знал, что вступился за человека, который сможет спасти его от наказания. Сынок, твой брат снимет камень с моей души. Морено рассказывал, что капитан был в Бом-Консельо и в доме Зуза Абилио устроили в его честь праздник с танцами. Будь уверен, капитан Апарисио наведет порядок в этом сертане. В тот день, когда он войдет в Жатоба и покончит с могуществом Касуса Леутерио, я, Кустодио дос Сантос, смогу отдать богу душу, ничуть не сожалея о земной жизни. А мой сын там, на небесах, скажет: «Наконец свершилось, отец, теперь ваша милость может говорить в Рокейре во весь голос, ваша милость — снова достойный человек». Бедная моя жена умерла. Если бы она дожила до того дня, она бы перестала плакать и, не стыдясь, могла бы смотреть на своего мужа.

По неподвижной воде плавно скользили утки. Капитан Кустодио все говорил:

— Сынок, на днях мастер Жеронимо упрекнул меня: «Эта земля могла бы принести вам большое богатство. Здесь, в сертане, на вашей земле у подножия горы в гротах — топи, только и сажать тростник!» Я ничего не ответил мастеру, но мне очень хотелось сказать ему: «Мастер, богатство не для тех, кто не умеет им пользоваться. Я ведь беспомощнее паралитика. Для чего мне сажать столько тростника, варить сахар, если у меня душа еле держится в теле? Я ни на что не пригодный старик». Однажды — это было четыре года назад — в доме, где живет теперь твоя мать, жил Апарисио, я пришел тогда к нему. Мы поговорили о том о сем, а потом я сказал: «Капитан, ваш покорный слуга не достоин жить на белом свете». Твой брат удивленно посмотрел на меня, а я продолжал: «Человек, который, как я, лишился чести, не достоин жить на белом свете». Твой брат все знал и сказал мне откровенно: «Пожалуй, капитан, в вашем деле только один выход — покончить с обидчиком. Но оставьте этого Касуса Леутерио