Книга Натюрморт с воронами - Дуглас Престон

Риддер между тем знакомил гостя с наиболее известными жителями города.

— Здесь есть ещё несколько человек, с кем я хотел бы познакомиться, — сказал Пендергаст, — если вы, конечно, не против. С пастором этой церкви, например.

— Разумеется, — охотно согласился Людвиг и поискал глазами пастора Уилбера. Наконец он увидел, что тот стоит в очереди за порцией индейки. — Идите за мной.

— Но сначала расскажите немного о нём, если это возможно, — попросил Пендергаст.

Людвиг замялся, не желая говорить плохо о ком бы то ни было, и уж тем более о пасторе местной церкви.

— Пастор Уилбер служит здесь уже около сорока лет и зарекомендовал себя с наилучшей стороны. Он действительно хороший человек, вот только…

— Что именно? — быстро спросил Пендергаст, заметив нерешительность собеседника.

Людвиг увидел, что агент внимательно наблюдает за ним, словно ожидая услышать что-то необычное.

— Короче говоря, — осторожно продолжил Людвиг, — порой он ведёт себя довольно странно. Так, например, он совершенно отстранился от всего того, что происходит или не происходит в нашем городе. Как будто его это не касается. — Людвиг пожал плечами, явно преодолевая сомнения. — Признаться, в нашем городке есть люди, убеждённые в том, что более молодой и энергичный пастор эффективнее содействовал бы возрождению города и удержал здесь молодёжь, которая бросает родителей и уезжает куда глаза глядят. Словом, он мог бы наполнить нашу жизнь каким-то более важным духовным содержанием.

— Понятно.

Когда они подошли к пастору, тот удивлённо поднял голову и поправил сползшие на кончик носа очки. Уилбер никогда не расставался с ними, хотя они нужны были ему только для чтения. Людвиг давно уже догадался, что пастор носит их, желая придать себе вид рафинированного интеллектуала.

— Пастор Уилбер, — обратился к нему Людвиг, — позвольте представить вам специального агента ФБР Пендергаста.

Тот молча пожал протянутую руку.

— Завидую вам, пастор, — подчёркнуто деликатно заметил Пендергаст, — что вы печётесь о душах такого замечательного общества, как жители Медсин-Крика.

Уилбер недоверчиво посмотрел на агента ФБР.

— Знаете, мистер Пендергаст, порой это сопряжено с огромной ответственностью, но скажу без ложной скромности, что отдаю все силы, заботясь о своей многочисленной пастве.

— Да, здесь всё кажется прекрасным, — заметил Пендергаст, — особенно для такого священнослужителя, как вы.

— Господь Бог благословил меня на это служение, но одновременно подверг великим испытаниям. Конечно, мы все равны перед Богом, и все мы — потомки Адама, но человек в сутане всё же несёт большую ответственность перед собой и обществом.

Лицо Уилбера вдруг выразило святость, почти невыносимое мученичество. Людвиг хорошо знал это выражение его лица. Уилбер всегда был склонен к пафосу и без колебаний злоупотреблял свойственным ему романтизмом.

— Увы, мой друг, — рассуждал пастор, — «…что толку от нашей бездумной заботы о домашних овцах, обречённых на заклание?» — высокопарно процитировал он и посмотрел на Пендергаста сквозь толстые стекла очков. — Разумеется, это Мильтон.

— Разумеется, это Лицидас.

Уилбер оторопело уставился на Пендергаста, явно поражённый его осведомлённостью.

— Ах да, конечно, вы правы.

— А вот ещё одна строка из этой знаменитой элегии, — продолжил Пендергаст, — «Голодные овцы беспомощно озираются, а их никто не кормит».

Наступила гнетущая тишина. Смущённый Людвиг переводил взгляд с одного на другого, не понимая, что между ними произошло.

Уилбер растерянно заморгал.

— Я…

— Я с нетерпением буду ждать воскресной службы, чтобы снова услышать вас, — опередил преподобного Пендергаст, снова пожимая его руку.

— О да, да, я тоже, — радостно закивал Уилбер, всё ещё не избавившись от замешательства.

— Прошу прощения! — прозвучал на весь зал зычный голос Арта Риддера, нарушив монотонное жужжание разговоров. — Дамы и господа, если вы позволите, наш дорогой почётный гость хотел бы сказать несколько слов. Доктор Стентон Чонси!

Все в зале отставили тарелки, положили вилки и с любопытством посмотрели на небольшого человека в льняном полосатом костюме.

— Благодарю вас, — начал тот, оглядывая присутствующих. Он выпрямился и сложил перед собой руки. — Меня зовут Стентон Чонси. Доктор Стентон Чонси. Я представляю здесь агротехнический факультет Канзасского университета. Впрочем, вы прекрасно знаете об этом. — Он говорил сухим, хорошо поставленным голосом, и не вызывало сомнений, что этот человек привык обращаться к аудитории и неплохо владеет словом. — Производство генетически модифицированных продуктов, — продолжал он, — весьма сложный предмет, поэтому не стану злоупотреблять вашим терпением и рассказывать все детали дела. Это требует от учёных хорошего знания нескольких смежных дисциплин, таких, например, как органическая химия, биология, растениеводство, и многих других, известных только специалистам. — Сделав многозначительную паузу, Чонси убедился в том, что произвёл нужное впечатление. — Однако сегодня я всё же попытаюсь объяснить вам суть наиболее важных перемен в этой области.

После этих слов слушатели приуныли и нервно заёрзали. Никто из них не ожидал ничего подобного. Они надеялись, что Чонси скажет что-нибудь доброе об их городе, о благотворительном собрании или хотя бы о своих планах по поводу восстановления сельского хозяйства, а он сыпал специфическими терминами, детально рассказывал о научных изысканиях в области современной агротехнической культуры и вконец разочаровал собравшихся. Людвигу показалось, что этот профессор делает всё возможное и невозможное, чтобы нагнать скуку и испортить праздник. Вскоре возобновились разговоры, застучали вилки по тарелкам, а в зубах захрустели косточки жареной индейки. Люди задвигались, обмениваясь мнениями о своих насущных делах. И только Дейл Эстрем и его друзья из фермерского кооператива стояли молча, угрюмо уставившись на заезжего профессора.

Смит Людвиг тоже перестал слушать занудную речь гостя и оглядел зал. Несмотря на все неприятности, он любил такие собрания и видел в них главное преимущество маленького провинциального городка, где все хорошо знают друг друга и готовы поделиться любой новостью. Людвиг всегда высоко ценил эту атмосферу добрососедства и открытости, считал, что она помогает людям поддерживать хорошие отношения и в тех случаях, когда между ними возникают трудности или недоразумения. Именно поэтому он не хотел уезжать из городка, даже после смерти жены. В таком небольшом городке человек не затеряется, не пропадёт и ни в коем случае не почувствует себя лишним. Здесь у каждого есть своё место и свой круг общения, чего не скажешь, например, о Лос-Анджелесе, где сотни стариков умирают в полном одиночестве, брошенные не только друзьями, но и родными. Его дочь часто звонит ему и упрашивает, чтобы он бросил всё и переехал куда-нибудь поближе к ней, но Людвиг так и не решился на этот шаг. Нет, он не сделает этого даже в том случае, если закроет свою газету и уйдёт на пенсию. Людвиг уже давно решил, что ни при каких условиях не расстанется с Медсин-Криком и здесь закончит свои дни, после чего его похоронят на местном кладбище рядом с женой.