Книга Лето с Прустом - Жан-Ив Тадье

с этой девушкой, хотя он и заподозрит ее в непостоянстве и гомосексуальных наклонностях.

Кроме того, Бальбек – это переменчивый свет, проникающий в комнату-призму героя с окнами на море и на долину. В метафорах романа нерасторжимо смешиваются море и небо: так проявляется импрессионистский взгляд, стремящийся передать впечатление. Это урок Эльстира: нужно не подражать природе, а самому созидать мир, внимательно глядя вокруг. Эльстир станет главным наставником рассказчика на путях творчества. Поэтому Бальбек – это еще и место постижения красоты.

В томе Под сенью дев, увенчанных цветами рассказчик, живущий в Гранд-Отеле, ранним утром смотрит из окна комнаты на море, ясное и величественное, и описывает его в импрессионистском стиле.

…наутро пришел лакей, разбудил меня, принес теплой воды, и, пока я умывался и тщетно искал в чемодане нужные вещи, извлекая всякий раз именно то, что мне было совершенно ни к чему, – какое счастье было, предвкушая завтрак и прогулку, видеть сплошное море в окне и во всех стеклах книжных шкафов, словно в иллюминаторах корабельной каюты, море, ничем не омраченное, но наполовину подернутое тенью, делившей его на две огромные части, разграниченные тонкой подвижной линией, и провожать глазами волны, которые спешили одна за другой, как ныряльщики, взбегающие на трамплин. Безуспешно пытаясь вытереться жестким накрахмаленным полотенцем, на котором было написано название отеля, я то и дело подходил к окну и всё смотрел и смотрел на этот просторный ослепительный скалистый амфитеатр, на снежные вершины этих волн, изумрудных, местами отполированных до прозрачности, которые с безмятежной яростью морщились по-львиному, а их склоны то взбухали влагой, то опадали, озаренные безликой улыбкой солнца. Потом я каждое утро садился у этого окна и, словно проснувшийся пассажир ночного дилижанса, смотрел, надвинулась ли за ночь вожделенная гряда или отступила; я смотрел на эти морские холмы, которые могут, приплясывая, подобраться к нам поближе, а могут убежать так далеко, что часто я только на большом расстоянии, за широкой песчаной полосой, видел в прозрачной, дымчатой, голубоватой дали их первые колыхания, точно покрытые льдом вершины на заднем плане полотен тосканских старых мастеров.[30]

4. Париж

Обществами, как и толпами, управляют инстинкт подражания и трусость.

Содом и Гоморра

Это критическое замечание рассказчик адресует высшему свету, в котором часто вращается и за которым учится наблюдать. Напомним, что Пруст, внимательный читатель сочинений социолога Габриеля Тарда, считал подражание главным принципом социальной жизни. Наш герой стал завсегдатаем салонов с тех пор, как поселился с родителями в особняке, принадлежащем герцогу и герцогине Германтским. Пруст всегда жил в Париже, поэтому знал его хорошо. Он родился в Отёе, умер на улице Амлен, жил на бульваре Мальзерб, на улице Курсель, затем на бульваре Осман, учился в лицее Кондорсе, посещал литературные ресторанчики на площади Мадлен: всё это места на северо-западе Парижа, отмеченные изяществом и элегантностью эпохи.

* * *

Париж – основное место действия Поисков. Кварталу Сен-Жермен, расположенному на севере VI и VII округов, с его аристократическими особняками XVIII века, Пруст противопоставляет османовский Париж новой буржуазии: площадь Мадлен, равнину Монсо, Елисейские Поля. А еще – Булонский лес: там гуляют элегантные красавицы, туда часто летними вечерами ездят ужинать Вердюрены, и там же Сванн, влюбленный в ветреную Одетту, пытается с ними встретиться. Булонский лес в Поисках – не только место отдыха и общения, любимое светским обществом, но и средоточие чувственности и эротизма. Также Пруст упоминает Большие бульвары и их рестораны с кабинетами для интимных встреч: однажды вечером Сванн, разыскивающий Одетту по всему Парижу, встречает ее там, когда она выходит из ресторана «Мезон Доре» на углу Итальянского бульвара и улицы Артуа (ныне улица Лаффит).

Вердюрены живут на улице Монталиве в нескольких сотнях метров от площади Мадлен. Признанные арбитры хорошего вкуса, искушенные в светских забавах, они слушают в своем салоне Вагнера – в эпоху, когда во Франции его еще плохо знали и не ценили. В этом «авангардизме» проницательность смешивается со снобизмом и расчетом: культурный престиж служит инструментом формирования новых вкусов, которые в свою очередь повышают котировки Вердюренов на светской «бирже».

Жилище тоже свидетельствует о переменах в свете и обществе. Особняк принца Германтского с большим садом и фонтаном, как на картинах Юбера Робера, расположен на улице Варенн в VII округе, а дом герцога и герцогини находится в Монсо (VIII округ), модном квартале со времен Второй империи. После войны герцог переберется на авеню дю Буа (ныне авеню Фош) в XVI округ. География и история во власти буржуазного духа и веяний времени…

Герой прогуливается с Франсуазой по Елисейским Полям, от площади Согласия до авеню Мариньи. Здесь же он влюбляется в Жильберту, и здесь же у его бабушки в уборной случился апоплексический удар. Сад на Елисейских Полях с площадками для игр навевает воспоминания о первых несбывшихся влюбленностях, но и о смерти; в конечном счете это место накрепко сопряжено со страданием.

А еще Париж – это множество мест утех: дома свиданий, всякого рода сомнительные заведения, парк Бют-Шомон, где втайне встречаются Андре и Альбертина, вокзал Сен-Лазар с его огромным залом ожидания, служащим идеальными охотничьими угодьями барона де Шарлюса. Париж Поисков – не только общественное пространство, но и город удовольствий.

На протяжении всего романа Пруст не упускает случая отметить поверхностные и суетные черты представителей светского общества. Вот, к примеру, эпизод из Стороны Германтов, в котором герой, приглашенный к госпоже де Вильпаризи, становится свидетелем жестоких нравов высшего света.

– Скажите, милая тетя, – спросил герцог Германтский у г-жи де Вильпаризи, – кто этот господин весьма приятной наружности, уходивший, когда я пришел? Я, должно быть, с ним знаком, потому что он со мной раскланялся по-дружески, но я его не признал: вы же знаете, у меня нет памяти на имена, – добавил он с довольным видом.

– Господин Легранден.

– Ах вот оно что. У Орианы есть кузина, урожденная Гранден. Я их прекрасно знаю, это Грандены де л’Эпервье.

– Нет, – возразила г-жа де Вильпаризи, – ничего общего. Эти просто Грандены, без Эпервье. Зато согласны на любую роль, лишь бы вам угодить. Сестру этого господина зовут госпожа де Камбремер.

– Да ладно вам, Базен, вы прекрасно знаете, кого тетя имеет в виду, – с негодованием воскликнула герцогиня, – он брат той травоядной толстухи, которую вы по каким-то непостижимым соображениям прислали мне в гости на этих днях. Она просидела час, я думала, что сойду с ума. Но