Книга Ливонское наследие - Герман Иванович Романов

человек, Магнус — всю жизнь старался бороться за идеалы, которые пока недостижимы. Да и как сделать лучше того, кто всю жизнь занимался разбоем, — молодой епископ тяжело вздохнул. За эти семь недель он, с одной стороны, свыкся с новым телом и юностью, а с другой, в нем постоянно прорывался вечно брюзжащий старик, чьи идеалы погибли в 1991 году. А ведь он искренне верил в коммунистическую идею, хотя считал порочными насильственные методы ее воплощения в жизнь.

Все они такие Магнусы — двадцатый век стал кровавым, ибо идеология не терпит оппозицию, а оппоненты истребляются без малейшего сожаления. Дед Магнуса юношей ушел на войну с германцами в 1914 году, получил чин прапорщика через год. А вот в 1918 году сделал выбор, хотя сам полковник. Йохан Лайдонер уговаривал молодого штабс-капитана этого не делать. Но дед ушел в революцию, добровольно вступив в Красную армию, и служил в Эстонской дивизии красных стрелков, став командиром батальона. Был в правительстве Эстляндской Трудовой Коммуны помощником у Августа Корка, работал вместе с Яном Анвельтом и Виктором Кингисеппом. Встретился в Нарве в газете «Кийр» с выпускницей Смольного института благородных девиц, что надела красную косынку и со всей страстью ринулась в пламя революции, в котором она и сгорела, оставив безутешному деду сына — отца Магнуса. А дед с трехлетним мальчиком вернулся в Эстонию — тогда это было еще можно сделать, и как он сказал перед смертью пятнадцатилетнему внуку, совершенно добровольно, выполняя задание Коминтерна. И попался сразу же — в мятеже 1 декабря 1924 года он не участвовал, но был посажен на пять лет. После «отсидки» работал на сланцевых шахтах, стал инвалидом после аварии. В 1940 году работал в наркомате промышленности и дожил до преклонных годов — но уже никогда не брал в руки оружие.

И пережил всех деятелей ЭТК — Кингисеппа расстреляли в 1922 году, поймав на нелегальной работе. Корк и Анвельт сгинули в 1937 году — став «врагами народа» — «революция пожрала своих детей», как сказали по подобному поводу французы, известные возмутители спокойствия, вытащив на площади изобретение доброго доктора Гильотена.

Отец воевал с немцами с первого дня — в боях за Порхов получил орден Красного Знамени — редкая награда за горячие дни июля 1941 года. Высаживался в десанте на Моонзундские острова — наверное, потому сам Магнус и оказался на Сааремаа, непонятным образом попав в прошлое, да еще в тело пращура. А его невесту, еврейку по национальности, нацисты зверски умучили под Тарту — до конца своих дней отец не мог слышать немецкую речь, тихо ненавидел и отказался в школе от преподавания этого языка, уговорил его перейти на английский. Отец отошел от боли утраты только через много лет, и снова смог полюбить. Мама была младше его на 18 лет, но убежденным коммунистом — может быть потому, что ее отец в юности тоже воевал в знаменитых латышских дивизиях Красной армии, и погиб при обороне Лиепаи в июне 1941 года — работая механиком на «Тоосмаре» он вступил в ополченческий батальон.

Обычная советская семья, интернациональная так сказать. В подъезде этажом ниже жили Ляйпеннены, муж потомок «красного» финна, жена из Белоруссии, иногда ругались между собой, но исключительно тихо, и не на русском, а употребляя своеобразные эстонские словечки.

И все изменилось в одночасье при Горбачеве — его идеалы большинство эстонцев не разделяло. А он из-за природного упрямства, как и Пауль, остался коммунистом, хотя, по сути, их взгляды отвечали социалистам, пусть даже левым. Наверное, это правильно — когда обид накопилось много, народам лучше разойтись, остынуть и попытаться на «холодную голову» налаживать отношения, когда уйдет боль и скорбь…

— Странно, став епископом, я почувствовал себя много спокойнее, может быть потому, что уверовал в Бога?! Теперь мне хорошо и спокойно, я на родной земле, хоть и датский принц. Надо отрешится от того своего прошлого, что уже будущее, которого и даром не надо, — Магнус говорил сам с собою, тихонько рассуждая. И сейчас всем сердцем обращался к небесам, желая получить хоть какой-нибудь знак свыше.

Странная метаморфоза — старый атеист за считанные недели превратился в искренне верующего, причем епископа.

Но ответа пока не было…

Июньское небо хмурилось тучами, обычная для Эстонии погода, когда непонятно чего ждать. Утром можно выйти из дома в куртке, днем перейти на футболку и шорты, а вечером может зарядить такой дождь, что одеваешь теплый свитер, да еще накидываешь на плечи плащ.

Рядом так же молча ехал Регенбах, эзельского прелата окружала свита — почти сотня всадников, а с ними груженые повозки направлялись к Ревелю. Рейтары хотя порой и хохотали, но вели себя бдительно — ходили слухи, что шалят на дорогах не просто разбойничьи шайки, а ливонские дворяне озоруют, выдавая грабежи за нападения эстов. А выступления последних можно было ожидать в любой момент — слишком много ненависти накопилось у местных жителей к своим господам.

— Нельзя им восставать, никак нельзя — просто побьют всех безжалостно, а мне люди нужны.

Все дни пребывания в Вике Мангус только и делал, что объезжал замки и селения, стараясь провести политику «умиротворения». В Ляйнемаа епископу верили, тем более даже на дальних хуторах знали о появлении Девы Марии, благословившей молодого епископа — какие только бредни могут ходить в забитом и неграмотном народе. Однако красивый и юный прелат, очень простой в общении, приветливый и общающийся на родном языке эстонцев, стал воплощение культа «справедливого правителя», о котором грезят все народы, но получают или жестоких при деспотии, или вороватых при демократии. И где же им найти мечту своих грез?!

Остается только верить, что такие монархи все же есть, а если их нет, то будут, правда, непонятно когда! А тут вот он идеал — такого поклонения, причем искреннего Магнус не ожидал — столь высоки стали ставки от возложенных на него надежд!

Людей он спасет, и много — вот уже год как в Ляйнемаа бегут эстонцы со всех исторических земель. Война беспощадна, и если ты от нее не уйдешь, то ждет тебя неминуемая погибель от стали или голода, либо рабство. А ведь два года разорения неизбежно приведут еще к мору. Люди недоедают, а потому слабеют и более восприимчивы к болезням. Да, с двух сторон Финский и Рижский заливы, с третьей огромное Чудское озеро — рыба не позволит умирать с голоду, но жить будут впроголодь, потому что нужен хлеб. А вот здесь сплошные проблемы — почвы подзолистые, земля заболочена — большой урожай зерновых не возьмешь.

Картошки еще в помине нет, с Нового Света только прибудет через полвека. Даже если чудом года за три прикупить у испанцев несколько мешков