Книга У восточного порога России. Эскизы корейской политики начала XXI века - Георгий Давидович Толорая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако все эти заходы были Вашингтоном отвергнуты. Непреодолимым препятствием продолжает оставаться то, что США предлагают вести речь лишь о денуклеаризации КНДР, а Пхеньян считает необходимым обсудить более фундаментальные вопросы обеспечения своей безопасности, в том числе нового мирного режима.
Нежелание администрации Обамы найти нестандартные решения не вполне понятно. Фактор противодействия компромиссам со стороны южнокорейских и японских союзников (связывавший руки тандему Райс – Хилл) смягчен. Пришедшие к власти в Японии социалисты готовы к большей гибкости по отношению к КНДР, чем правившая в течение десятилетий консервативная группировка, которая ставила во главу угла “проблему похищенных”, а ее в желательном для японцев ключе северокорейцы при всем желании вряд ли смогли бы решить. Одновременно и правительство Ли Мён-бака было вынуждено смягчить подходы и встраиваться в новую ситуацию американо-северокорейского взаимного прощупывания.
В августе 2009 г. появились основания для того, чтобы говорить об улучшении отношений двух Корей. С 26 августа Сеул и Пхеньян возобновили переговоры о воссоединении семей, разделенных войной. Знаменателен приезд в Сеул шести высокопоставленных северокорейских чиновников во главе с секретарем ЦК Трудовой партии Кореи Ким Ги-намом на похороны скончавшегося 18 августа бывшего президента Южной Кореи Ким Дэ-чжуна. Возобновились двусторонние контакты, в том числе в части экономического сотрудничества по Кэсонскому (свободная экономическая зона) и Кымгансанскому (туризм) проектам. Юг стал утверждать, что он всегда поддерживал прямой диалог между Вашингтоном и Пхеньяном, если такое общение способствовало денуклеаризации Севера. Ли Мён-бак поспешил сыграть на упреждение, продемонстрировать ведущую роль Южной Кореи в дипломатическом процессе. Выступая в США 22 сентября, он предложил КНДР “большую сделку”, т. е. стимулирующие льготы в политической и экономической областях, в том числе гарантии безопасности, в случае одномоментного, а не поэтапного завершения Пхеньяном своей ядерной программы. Ли Мён-бак публично говорит о возможности саммита с Ким Чен-иром. Однако его подход “денуклеаризация в обмен на обещания” совершенно неприемлем для Пхеньяна, который называет подобные предложения абсолютно неосуществимыми.
В рамках переговорного процесса в период Ли Мён-бака – Обамы отказ КНДР от военных ядерных программ был практически недостижим. Неофициально северокорейцы утверждали, что “отказ от более чем сорокалетней программы создания ядерного оружия означает отказ от принятой в КНДР основной идеологии приоритета армии и всех постулатов о превращении Северной Кореи в богатую и мощную державу”. Северокорейцы настаивали, что разговор будут вести только с США, хотя КНДР может пойти на определенные уступки в сфере ядерного разоружения, “но полностью не откажется от атомного оружия никогда, хоть при Ким Чен-ире, хоть после его смерти”[62].
Многие ведущие эксперты США также пришли к этому выводу: “…Маловероятно, что что-либо заставит Северную Корею отказаться от бомбы. С точки зрения реализма военный вариант данной проблемы не может даже рассматриваться”[63]. Поэтому они обратили внимание на то, что де-факто Соединенные Штаты начинают формулировать подходы к КНДР в рамках модели их взаимоотношений с Индией, Пакистаном и Израилем[64]. Следовательно, с их точки зрения в сложившихся обстоятельствах более реалистично работать над тем, чтобы вернуть Пхеньян не в ДНЯО, а в МАГАТЭ, устав которого допускает сотрудничество де-факто с ядерными государствами[65].
Возобновление переговоров как в шестистороннем, так и в иных форматах необходимо с целью вовлечь КНДР в основное русло нераспространенческих усилий и правил. Если в ходе подобных переговоров возобладает конструктивный настрой, то в качестве задач первого этапа вполне возможно добиться замораживания ядерного потенциала КНДР на достигнутом уровне, восстановления международного контроля над ее деятельностью в атомной сфере, обеспечения принципов нераспространения ядерного оружия, технологий, расщепляющихся материалов, специалистов-атомщиков и так далее за пределы республики. Это само по себе чрезвычайно важно, во всяком случае лучше, чем отсутствие переговоров, продолжение конфронтации и соответственно процесса ядерного вооружения Северной Кореи.
Развитие переговорного процесса позволило бы также нормализовать отношения КНДР с Южной Кореей, Японией, США, т. е. возродить потенциал политики engagement. Ведь общепризнанно, что “Пхеньян демонстрировал готовность тормозить свое продвижение к ядерному оружию не тогда, когда ему угрожали, а только тогда, когда появились надежды на фундаментальное улучшение отношений с США”[66].
Но дело в том, что с приходом к власти Президента Республики Корея Ли Мён-бака тон в делах, касающихся Северной Кореи, задавала команда, по меткому выражению кореиста Андрея Ланькова, “палеоконсерваторов” – представителей прошлых правлений, которые оказались не у дел в годы либерального десятилетия – периода, когда президент Ким Дэ-чжун и его преемник Но Му-хён проводили по отношению к Северу примирительную политику солнечного тепла и вовлечения.
Глядя назад, надо признать: несмотря на обострение в тот период (начиная с 2002 г.) ядерной проблемы КНДР и конфронтации с Соединенными Штатами, ситуация на Корейском полуострове тогда была значительно более мирной и предсказуемой, чем сегодня. Развивалось межкорейское сотрудничество, тысячи южан впервые попали на Север. Определенные эволюционные изменения происходили и внутри КНДР, хотя сохранение пропагандистского обеспечения власти при закрытости страны не всегда позволяло оценивать глубину и распространенность этих перемен.
Политика либерального сеульского руководства в отношении Пхеньяна, однако, подвергалась беспощадной критике консервативной оппозиции. Для нее протест против “попустительства Северу” стал немалым подспорьем в завоевании голосов избирателей. Население Юга устало от иждивенчества Северной Кореи.
Нетерпеливым корейцам почему-то казалось, что всего несколько лет вовлечения смогут привести к коренному перерождению режима. Поэтому в целом новая жесткость Сеула с 2008 г., отказ практически от всех межкорейских договоренностей и проектов либерального периода (за исключением, пожалуй, Кэсонской промышленной зоны, функционирование которой выгодно для ряда мелких и средних компаний) вызвали лишь незначительную оппозицию в южнокорейском обществе. На историческую арену вышли новые поколения, не помнящие войну, и для них важнее были не проблемы Севера и межкорейских отношений, а то, чтобы они не сказывались на повседневной жизни.
Игра на обострение с Пхеньяном – занятие нездоровое, так как северокорейцев легко спровоцировать на неадекватные действия. Прекращение Сеулом сотрудничества, заведомо нереалистичные требования предварительной денуклеаризации лили воду на мельницу пхеньянских ястребов. Военная истерия легко раскручивается, а жертвой ее часто становятся невинные люди, такие как забредшая в запретную зону северокорейских Алмазных гор южнокорейская туристка, которую в ноябре 2008 г. застрелила северокорейская
