Книга Мусорщик - Алекс Меглин

сапог пролетел болт, врезавшись в стену за нашей спиной. Хм, циркачи какие-то, а не приличные бандиты. На что долговязый рассчитывал, если потенциальный противник разгадает трюк? Он в воздухе, нет никакого пространства для маневра. Ему остается приземлиться на мой клинок.

Или опять ловушка? Мой мозг отчаянно пробуксовывал. С тварями на Галене было попроще, им присуща определенная хитрость и зачатки тактики, но они больше полагались на силу и ловкость. А здесь приходится продумывать каждый шаг. Нет, слишком похоже на западню.

По наитию я метнулся вбок, а не к тощему. И не прогадал. Он взмахнул рукой, выбрасывая стальную звездочку, глубоко ушедшую в песок. Толстяк тоже сделал свой ход — он целился из небольшого арбалета, отложив в сторону основной. Дылда уже почти приземлился, я практически закрыт его телом, но… Крохотный болт пролетел между ляжек тощего, едва не угодив тому в задницу, и ужалил меня в бедро. Сука. Глубоко вошел, сантиметров на пять.

Ублюдки, думаете, что одни такие умные? Признаюсь, во мне говорило бешенство, отчего я решился на подобную глупость. Никогда не умел метать кинжалы, относительно мастеров оружия, конечно. Бросок сделал одним предплечьем, сжавшемся от боли перенапрягшихся мышц. Так врагу труднее будет среагировать. Тощий попытался уклониться, но сделал только хуже. Изначально, я попал бы в надбровную дугу, что вообще не гарантировало смерть, не так уж и силен бросок. Но мужчина дернулся, буквально подставляя глаз. Взмахнув руками, он осел на землю, запрокинув голову.

— Маша! — заорал толстяк.

***

Большой Чон с самого детства был трусоват, да и неповоротлив. Другое дело его подруга Маша — высокая, быстрая, гибкая, как ивовый прут. Чон всегда ей восхищался, а когда стал подростком, то и вовсе влюбился. Другие парни не держали Машу за девушку, ведь грубые черты лица, сиплый голос, плоская фигура и небольшие усики не слишком свойственны женскому полу. Но Чону было плевать. Он таскался за ней, как собачка.

Когда Маша связалась с хулиганами, он без раздумий отправился за любимой. Ему не нравилось издеваться и бить людей, но желание быть рядом с подругой перевешивало все моральные принципы. Потом они оказались в настоящей банде, он впервые убил человека — размозжил мелкому парнишке лицо дубинкой. И его любовь наконец приняла ухаживания. Поначалу Чону избили, ведь посчитали, что он клеится к парню, но после ситуация разрешилась.

Много чего было в их жизни: долгие годы в наемниках, неудачи в постели, наемные убийства, скандалы. Но постепенно притерлись друг к другу. К сорока годам им удалось собрать денег и бросить криминальное ремесло. Пара обосновалась в небольшом городе, открыла пекарню, у них родилась дочь. Одаренная. Бизнес приносил доход, но его не хватало на таблетки и эликсиры для развития чада.

Когда с ними связалась главарь банды старуха Шалма, предложив легкое дельце на три миллиона ван, супруги не раздумывали. Работка оказалась еще легче, чем они думали. Дочка знакомого Шалмы вышла на нее и рассказала о своей нелегкой судьбе, попросив помощи с местью. Глупая шуя. Они вытащили счастливый лотерейный билет, ведь бонусом шли десяток исцеляющих ампул и ценные бумаги на пять миллион ван.

Шуе не хватило ума даже умереть нормально. Чон ведь просил ее не дергаться, чтобы все прошло быстро и безболезненно. Но девка ударила его и решила свалить. Хорошо, что Добряк успел ей кровь пустить, далеко не уйдет. Чон искренне разозлился на шую, он ведь хотел, как лучше, он просто старается ради будущего своей дочери. Разве нельзя спокойно постоять, пока тебе не отрубят голову?

Потом появился этот пацан. Они вообще бы не засекли его, но выручил амулет Кша-та-ари, чувствующий внимание, направленное на его владельца. Дорогая штука, ведь для ее изготовления жрецам нужно принести в жертву трех рабов. Чон не любил жертвоприношения, но амулет выручал не раз. Как и сейчас.

Они с Машей провернули свой любимый трюк. Он отошел якобы по нужде, а жена дурачилась, делая вид, что расслаблена. Чон уже ждал в засаде, приготовив арбалет. Сколько умников полегло на такой дурацкой уловке, они уже считать перестали. Но все пошло не по плану.

Пацан… Мелкий каким-то образом смог увернуться от арбалетного болта. Не каждый одаренный повторил бы такое. Да, его предупредила шуя, но уже было слишком поздно. Не может же он быть подмастерьем? Что ему делать в такой дыре? Ничего, сейчас Маша нарежет ублюдка на кусочки.

Чон приник щекой к ложе арбалета, наблюдая за боем на кинжалах. Какой мерзкий пацан. Рожа бледная, будто всю кровь выпустили, и зубы треугольные, как у дикарей с островов. Малец метнул на него быстрый взгляд. Мужчина забыл, как дышать, придавленный двумя черными, как смоляное озеро, глазами. Черт, чуть не проморгал время для следующего трюка, спохватился он. Маленький арбалет отправил стрелу точно между ног жены. Дерьмо, должен был попасть точно в живот. Но нога тоже неплохо, лишит мальца подвижности.

Чон перезарядил оружие и приготовился к следующему выстрелу, благо у них с Машей полно подлянок и грязных трюков. Но… Кинжал в руке мелкого неожиданно исчез. Что!? Маша запрокинула голову, откуда торчал нож, вошедший почти до самой рукояти. Кровь быстро побежала по впалым щекам жены и скрылась за воротом рубашки. Мужчина затрясся и случайно нажал на спуск, отправляя болт в песок. Невозможно. Горячий песок показался ему холоднее ванны со льдом. Налетел ветер. Здания уныло загудели, будто огромные расстроенные трубы, но их плач показался Чону ужасной издевкой.

— Маша! — закричал он, вскакивая и доставая дубинку.

Он не любил ближний бой, а кровь и кишки вызывали тошноту. Но сейчас Чон был готов голыми руками разорвать мальчонку на куски, раздробить ему кости и поссать на останки. Бледный ублюдок безразлично стоял, смотря на его приближение. Сейчас Чон покажет, что такое десять лет охоты за головами. Окованная сталью дубинка просвистела возле плоского носа пацана. Мужчина зарычал, предвкушая победу. Только острая боль в животе отрезвила его и заставила сделать несколько быстрых шагов назад.

— Что за херня? — прошептал он.

От длинной резаной раны на его животе к окровавленной и блестящей руке мальчишки тянулась серая петля кишок. Чон уставился на два черных провала, в которые превратились глаза противника.

— Иди сюда, — мелкий потянул за потроха, набрасывая одну петлю себе на предплечье. — Быстро.

Мужчина вздрогнул и завывая, как собака, сделал короткий шаг вперед. Из его брюха остро несло дерьмом и кровью. Только запах сводил Чона с ума, а вид валяющихся в песке кишок, выскальзывающих из его живота, словно угри, за