Книга Вера, Надежда, Любовь - Николай Михайлович Ершов

она.

— Я хотел спросить не об этом, — повторил Александр. — Может, вы останетесь? На полчаса. На десять минут. Сядьте, пожалуйста, я вас прошу.

Чуть отошла дверь, и Надежда успела увидеть, что в комнату кто-то заглянул. Вон что! Здесь подслушивают и следят. Так провалитесь вы!

Александр ее опередил. Он распахнул дверь.

— Анна Матвеевна, войдите сюда!

С руками под фартуком вошла румяная старушка, тихая и виноватая. Надежда знала ее.

— Хозяйка моя, — представил ее Александр. — Имеет страсть закармливать… Ну, что там у вас?

Румяная старушка достала из-под фартука тарелку с теплыми пирожками. Поставив тарелку на стол, она вышла, не глядя ни на кого, пристыженная, будто тарелку эту она украла, а ее схватили за руку.

— Вы хотели что-то спросить, — напомнила гостья. — Спрашивайте, а то я пойду.

Она сердилась на старушонку за то, что та оказалась безобидная, а ее, Надеждин, гнев оказался напрасен. Она сердилась на себя — за то, что куда ни повернись, все как-то выходит, будто виновата она, Надежда.

— Электросварку считают делом не женским. Это вам не мешает? Я не о людском мнении. Что чувствуете вы сами — работа помогает вам быть прекрасной?

— Труд возвышает человека, — изрекла Надежда. И покраснела.

Чтобы выйти из положения, она шутливо кивнула: вот, дескать, вам и ответ. Не угодно ли?

Александр глядел на нее будто бы со скорбью в лице. Многие так выражают свое восхищение. Был он и сентиментален, как все, кто от жизни на отдалении. На минуту он поглупел.

— Я, Надежда Федоровна, слесарем был. В вагоноремонтном депо. Слесарем…

Будто слесарем быть так же редкостно, как быть английской королевой. А он был! Он боялся — ему не поверят.

— Я работал хорошо. Это правда, Надежда Федоровна, — труд возвышает…

Он не хвастал, нет! И нельзя сказать, что гордился он не по праву. Только гордость эта была запоздалая. Эмигрант, уехавший на чужбину, гордится, что и он соотносится как-то с великой своей родиной: родился там, ходил по той земле. Или как словно бы проспал человек лет двадцать пять: избитых слов он не стыдится, они для него остаются свежи.

Надежде не хотелось видеть маленьким этого странного попа. Видеть человека маленьким всегда обидно как-то. Желая вернуть его в прежнее качество, Надежда спросила:

— Ну, а этот, как его… Люцифер? Он не опасный? Я имею в виду — для Любы?

— Чепуха! Полезен, если хотите. Люцифер — небесный революционер…

Надежде такая рекомендация показалась забавной. Она ойкнула от неожиданности и засмеялась.

— Ну как же, Надежда Федоровна, как же! На небе — как на земле. Люцифер был ангел — светоносец, правая рука бога. Оказался оппозиционером, задумал свергнуть монарха и угодил в ссылку — в преисподнюю в качестве князя тьмы. Ничего божественного, обычная земная история. Так что Любе ничто не грозит. Я бы и вам посоветовал.

Он оглядел книги, увидел, что искал, и встал на спинку кровати, чтобы дотянуться до верхней полки. «Нормальный человек», — дивилась Надежда.

— Я дам вам книжку одну, — спрыгнул он. — Берите, берите! Это не жития святых. И вообще не думайте, пожалуйста, что я хочу привлечь вас к церкви. Можете не приносить. Оставьте в городской библиотеке у Анны Михайловны.

Надежда помедлила-помедлила и взяла.

— Спасибо, — растерянно сказала она.

Нет, все же надо было уходить. Уходить и уходить!

— Погодите! Еще минуту одну, не больше. Может, и не стоило бы, ну да ладно!

Отец Александр подал ей листок.

— Сломало сваю у моста — льдом. Будут, наверное, забивать новую. Но сваи там не надо. Достаточно двух распорок под углом — ничего особенного. Тут чертеж и расчет прочности. Азбучное дело, но может не прийти никому на ум. Кто-нибудь из ваших друзей мог бы предложить от своего имени… Непременно от своего.

2

Дома Надежда как вошла, так и села в передней. Она никак не могла выбрать тон — рассказать ли о попе уважительно или, как всегда, с усмешкой. Остановилась она на втором, привычном.

— Ну, хитры, черти! Вот и дивись, почему в него девки влюбляются, почему в церковь ходят. Он же меня околдовал!

Листок с чертежом Карякин рассмотрел, ничего не сказал и передал другим. Другие поступили так же.

— Гляди-ка, Байрон! «Мистерия Каин».

Пошла по рукам и книга.

— Надо мне было спросить, почему он поп, — спохватилась Надежда.

— И почему он не женат, — подсказал кто-то. — Попу холостому быть не положено.

— Тебе, Надежда, его сюда позвать бы — вот что. Мы бы его тут раздели!

Надежда пожалела:

— А ведь пришел бы! Ей-богу, пришел бы.

— Упущение! — согласился Карякин.

— Ну да ладно! Не идти же к нему второй раз! Что тут у нас? Как гости?

Компания, заметно скисшая за эти часы, опять воспрянула духом: в доме явилась хозяйка. Надежда отворила дверь на балкон. В комнату вошел бодрый дух талой воды, а табачный дым шевельнулся и медленно пополз наружу. Затем Надежда кликнула женщин. В две минуты были убраны грязные тарелки, окурки и всякий сор. Стол преобразился, сам воздух переменился, стало опять празднично. Мужчины перестали допытываться друг у друга: «Ты меня уважаешь? Нет, скажи, ты меня уважаешь?» Лешка завел радиолу. Все разом вспомнили про женщин, и пошли танцы. Только Степан с Пашкой все еще стояли в углу. Пашка держал Степана за пуговицу.

— Ну хорошо, — говорил он. — Тянуть из болота. А как? Если, скажем, бульдозер в болото сел — тут все ясно. Ты меня уважаешь, да? Ну, вот тогда скажи.

— Черт его знает! — разводил руками Степан. — Сам не знаю. Понимаешь — нет? Хоть подумать, что ли, как веселей жить. Зайдешь в Дом культуры: танцы — кино, кино — танцы. Хулиганье… Верно я говорю? Нет, ты скажи, верно я говорю?

Карякин отправился за Надеждой следом на кухню — помогать.

— Сейчас будет пирог, — пообещала Надежда. — Подайте мне банку с вареньем. Ну, как вам наша квартира? Это не варенье. Это мука. Спасибо. Минуточку не уходите, вы мне будете нужны. Бедные мои гости! Что бы с вами было, если бы я не пришла? Владимир Сергеевич, можете петь арию мельника: вы весь в муке. А пирог опять подгорел…

Карякин равнодушно кивнул. У него из головы не выходил священник. Думая о нем, Карякин погладил кафельную стену, повертел краны. Холодная вода, горячая вода.

— Красота! — отвлекся он. — Роскошная жизнь.

— Скоро и вам дадут.

— Слышу об этом второй раз. Может, вы что знаете?

— Степан знает, — шепнула Надежда.

— Да? — Карякин выглянул из кухни.

Степан и Пашка все еще стояли в углу, держа друг друга за пуговицы.

— И все-таки я вам скажу, этот поп… Ай, ну его! Из головы не идет. Я