Книга Я смогла все рассказать - Кэсси Харти

Жизнь стала просто невыносима, в ней почти не было светлых событий, которые могли бы скрасить на время мое существование. Я как в тумане плыла от одного мучения к следующему. С Клэр я виделась теперь только на занятиях в «Юношеской бригаде», но там у нас обычно не было времени просто поболтать, а после я провожала ее до остановки автобуса, мы прощались, и я возвращалась домой. В тринадцать лет мы с Клэр по очереди бросили туда ходить, потому что домашние задания отнимали все больше времени. Надежда навсегда ушла из моей жизни, мне казалось, Бог покинул меня. Я словно не жила, а играла главную роль в страшной постановке.

Меня лишили всего, чем я дорожила. Я была вынуждена притворяться и обманывать всех вокруг, потому что правда была ужасна. Через некоторое время я перестала плакать. Каждый день меня ждало одно и то же: школа, учеба, а после школы – черный «остин» дяди Билла. Мне и в голову не приходило придумать отговорку и задержаться под каким-нибудь предлогом в школе. Все равно в половине пятого сторож выгонял всех и закрывал ворота.

В дождливые дни ребята в школе говорили: «Везет же тебе! Каждый день за тобой приезжают». В те дни машину имела далеко не каждая семья. Я же смотрела на своих товарищей и думала: «Как мало они про меня знают!» Билл никогда не выходил мне навстречу. Он всегда ждал в машине, заводил мотор, и мы ехали в лес.

Оглядываясь сейчас на то время, я не понимаю, как смогла выжить. Сейчас мне ясно, что тогда я не жила, а существовала. И некому было пожаловаться. Мне было всего двенадцать, когда я начала превращаться в зомби.

Я все больше погружалась в себя, стала замкнутой и необщительной. Друзьям нравился Элвис Пресли, моими же любимыми песнями были слезливые баллады – «Ночные прогулки» в исполнении Пэтси Кляйн и «Почему?» Карла Смита. Я полюбила романтические рассказы и поэзию за то, что они помогали перенестись в несуществующие миры, подальше от кошмара повседневной жизни. Одноклассники приглашали меня на вечеринки, но я не ходила: во-первых, очень стыдилась, что нечего надеть, а во-вторых, не умела общаться с мальчиками. Что я им скажу? Что они обо мне подумают?

Элен и Роузи уже выросли; они работали в местной больнице и встречались с молодыми людьми. Мне нравилось наблюдать, как старшие сестры готовятся к свиданиям – натягивают юбки, проверяют напоследок макияж, надевают туфли на шпильках. Том бросил школу в пятнадцать лет и вступил в Морской кадетский корпус. Я помогала ему начищать латунные пуговицы и форменные белые ремни. Только с Томом я была хоть немного близка. Я любила его, думаю, он тоже меня любил, но мы никогда не обсуждали реальное положение дел в семье, и я никогда не смогла бы рассказать ему о своем несчастье. Анна, наша младшая сестра, была по-прежнему всеобщей любимицей. Я начала бояться, что в один прекрасный день Билл переключится на нее. Нужно было предупредить взрослых, чтобы они присматривали за ним, но я не могла этого сделать, не рассказав о своих «отношениях» с Биллом. Поэтому молчала.

В школе у нас не проводили уроки полового воспитания, но я знала: то, что Билл со мной делает, ужасно и неправильно. Подружки болтали о мальчиках, о первых поцелуях и о заигрываниях. Я не знала, что такое заигрывание. Наверное, что-то веселое, а то, что происходило со мной, весельем никак не назовешь. Однажды Венди рассказала нам, что ее мама ждет ребенка и что только теперь она поняла одну вещь: ее родители занимаются сексом! Морин рассмеялась и стала в подробностях расписывать, откуда берутся дети. В тот день я узнала, что игры дяди Билла – это секс, то, чем занимаются взрослые, то, отчего рождаются дети. До этого я не была уверена.

Однажды Билл, после того как в очередной раз изнасиловал меня в «плавучем доме», прилег на кровать передохнуть и произнес слова, потрясшие меня до глубины души. Он сказал:

– Если ты кому-нибудь проболтаешься обо всем, все решат, что ты сама получала от этого удовольствие. Все скажут, ты сама этого хотела, хотела быть моей девушкой. Тебе не приходило это в голову?

Конечно, не приходило. Кто может подумать, что мне это приятно?

– Все будут думать, что ты наслаждалась нашими играми, – продолжал Билл. – Или даже что сама ко мне приставала. Так что вся вина на тебе, а я всего лишь жертва. Тебя, наверное, даже заберут в специальное заведение, где такие, как ты, целыми днями этим занимаются.

Размышляя над его словами, я пришла к выводу, что, пожалуй, он прав. Я начала «играть» с Биллом в семь лет, а теперь мне уже тринадцать. Он впервые вошел в меня, когда мне было одиннадцать. Если бы я этого не хотела, я остановила бы его. Никто не поймет, что он просто высосал из меня желание сопротивляться и волю к нормальной жизни. Билл убеждал меня, что люди вокруг решат, будто я сама хотела секса и что это целиком моя вина. Моя ли это вина?

Я почувствовала себя не только оскверненной, но и виноватой. После этого я не чувствовала уже ничего.

Глава одиннадцатая

Когда мне шел четырнадцатый год, к нам переехала «бабушка номер два», мамина мама. У нее начались серьезные проблемы со здоровьем, а, кроме мамы, родни у нее не было, так что матери пришлось пригласить ее жить у нас. В доме не имелось свободных комнат, так что было решено поставить кровать в задней комнате первого этажа, где бабушка и обосновалась со всеми скудными пожитками.

Меня очень обрадовал ее приезд: она всегда мне нравилась, к тому же всегда была мила со мной, если мамы не было поблизости. Мать обязала меня ухаживать за бабушкой. Это означало, что я не смогу ездить вместе со всеми на ярмарку и на пляж; и это меня устраивало: дома с бабушкой мне было гораздо веселей.

У нас с ней были свои секреты, тайны, которые мне нравилось хранить. Настоящие тайны. Так, например, бабушка солгала маме, что у нее отказали ноги, чтобы та разрешила ей приехать. Я же была единственной, кто знал правду: она могла ходить, но очень медленно. Когда вся семья уходила из дома, я бежала к окну и, когда все скрывались из виду, говорила бабушке, что горизонт чист.

– Они уже ушли? – спрашивала она. – Перешли через мост?

Убедившись, что все ушли, бабушка вставала с постели и ковыляла ко мне в кухню. Мы подолгу сидели рядом, и бабушка рассказывала мне про войну. Истории эти были совсем не страшные, наоборот, очень милые и забавные: про то, как бабушка и другие люди распевали песни в бомбоубежище; про ее мужа, маминого отца, без вести пропавшего в Первую мировую, и про то, как они любили друг друга. Я от души смеялась над рассказами об ее юношеских проделках. Так, однажды в нашу местную больницу приехали с визитом королева Елизавета и королева-мать; бабушка как раз в то время там работала. Она не успевала навести порядок к приезду королевских особ; когда те прибыли, она еще полазала на четвереньках, заканчивая мыть полы. Бабушка не придумала ничего лучше, как спрятаться под стол и сидеть там, пока они не уехали. Столько лет прошло, а она до сих пор не могла без смеха вспоминать, как сидела тогда под столом, а королевы ничего и не заметили.

Когда мы с бабушкой оставались дома вдвоем, мы часто делали бутерброды с вареньем и съедали их сразу же, чтобы никто не обнаружил следов. Иногда мы садились в саду и играли с моим псом Бобби. Порой мы просто молча сидели, и нам все равно было хорошо. Главной моей заботой было уложить бабушку в постель до возвращения остальных, чтобы нашу тайну не раскрыли.