Книга Тайны архивов НКВД СССР: 1937–1938 (взгляд изнутри) - Александр Николаевич Дугин

и посещал квартиру Н. И. ЕЖОВА. ЯКОВЛЕВ хотел это использовать для совершения террористического акта над Н. И. ЕЖОВЫМ, но я от этого предложения отказался […]

Находясь дома Н. И. тоже постоянно над чем-то работал, в связи с чем мои праздные посещения, видимо, стали мешать ему работать. В одно из моих посещений квартиры в конце 1936 года Н. И. ЕЖОВ заявил мне, что хотел бы прекратить мои посещения и с тех пор я квартиру Н. И. посещать прекратил.

Допрос провел:

старший майор государственной безопасности ШАПИРО

ЦА ФСБ РФ. АСД № Р-24334. Т.1. Л.119, 120.

Заверенная копия. Машинопись.

№ 16

Из собственноручных показаний И. И. ШАПИРО

29 декабря 1939 г.

В предыдущих своих показаниях следствию я показывал, как руководство наркомата (ЕЖОВ, ФРИНОВСКИЙ) не реагировало и смазывало ряд имевшихся материалов – заявления и прямые показания – по разоблачению вражеских и заговорщических элементов в Наркомвнуделе:

АЛЕХИН (Ленинград) – в прошлом эсер, ГЕНДИН[94] – выдвигается, тем не менее, на такой ответственный участок работы, как начальником (фактически) Разведупра РККА; ЛУЛОВ и КОГАН (работники IУ отдела): ЛУЛОВ является перебежчиком из Польши; ЗАКОВСКИЙ – жуткое бытовое разложение; КАРУЦКИЙ[95] – беспробудное пьянство в Смоленске, а позднее начальник Московского УНКВД; ПОПАШЕНКО – провалил работу в Куйбышеве, потом – начальник АХУ; Многие материалы, например, из Марийского УНКВД, оставлялись ЕЖОВЫМ без последствий […]

Говоря о порядке и системе ведения следственной работы, хочу отметить, что главное внимание в следственной работе обращалось не на полное выявление всех связей и конкретной преступной вражеской работы того или иного арестованного, а на быстрое получение личного признания арестованного, в виде заявления на имя ЕЖОВА. Причем даже ставился срок для получения такого признания. Так, ЕЖОВ вызывал вечером начальника отдела (чаще всего НИКОЛАЕВА, его группе поручалось следствие по делам наиболее крупных преступников) и давал указание: «Вот арестован такой-то, поезжайте в Лефортово, и чтобы к утру было его заявление для посылки в ЦК» […]

Как передавались дела на рассмотрение

Военной Коллегии

Существовал порядок, при котором законченные следствием дела докладывались специальной комиссии при НКВД (Фриновский, Ульрих[96], Рогинский[97]), которая определяла направление дел в судебные органы. Списки лиц, подлежащих суду Военной Коллегии, представлялись затем на утверждение соответствующих инстанций, после чего дела передавались на рассмотрение Военной Коллегии. Однако, вопреки существовавшего порядка, были случаи, когда ЕЖОВ требовал от Тюремного отдела списки арестованных и только по этим спискам самолично определял, какие дела передать на рассмотрение Военной Коллегии, не справлялся предварительно – закончены ли следствием эти дела, нужны ли еще арестованные по этим делам для дальнейшего следствия, подсудны ли они Военной Коллегии, и т. д. На основе его пометок составлялись списки лиц, подлежащих суду Военной Коллегии, которые (списки) ЕЖОВ представлял на утверждение инстанции.

В составленные таким образом списки включались арестованные, следствие по которым не только не было закончено, но даже по существу еще не начиналось, лица, которые не подлежали вообще суду Военной Коллегии и т. д. Для отделов такие списки являлись полной неожиданностью, так как они с ними даже не согласовывались […]

Такая вредительская практика приводила к тому, что ряд крайне важных и интересных для следствия дел смазывались, комкались и по ним по существу ничего не выявлялось, а наряду с этим в тюрьмах сидели арестованные, которые в течение года ни разу не допрашивались (как, например, СТЕПАНОВ[98]).

ЦА ФСБ РФ. АСД № Р-24334. Т.1. Л.100–117. Рукопись.

Подлинник. Автограф; то же: Т.2. Л.9–21.

Копия. Машинопись.

№ 17

Из показаний арестованной РЫЖОВОЙ Серафимы Александровны —

бывшего секретаря ЦК ЕЖОВА

14 января 1939 г.

[…] Когда ЕЖОВ был назначен [в] НКВД, было много материалов с резолюциями СТАЛИНА. Он их забрал в НКВД, передал в специальный архив, который хранился у ШАПИРО, и я считаю, что эти материалы не были выполнены по заданию СТАЛИНА.

Также надо сказать и о ШАПИРО, что все заслуживающие внимания материалы, заявления проходили через его руки и им положены в специальный архив без принятия мер по этим материалам.

Так как я, работая в ЦК, почти все материалы передавала через ШАПИРО, были некоторые материалы, заслуживающие внимания, о неправильных арестах по областям, на некоторых ответственных работников. Например, [на], МОСКАТОВА[99], о котором несколько раз были сигналы, а он, до последнего времени, оставался на работе в ВЦСПС, и эти материалы были положены в специальный архив.

Перед своим уходом из ЦК ВКП(б) я задала ЕЖОВУ вопрос – докладывал ли Вам ШАПИРО все заявления, которые я передала и которые заслуживают внимания, он ответил мне, что нет.

Таким образом, ШАПИРО по своей работе проводил вражескую линию, ЕЖОВ, может быть, зная об этом, хотел отвести свое мнение о плохой работе ШАПИРО […]

Мл. следователь следственной части НКВД СССР

сержант государственной безопасности КУПРИНА

ЦА ФСБ РФ. АСД № Р-24334. Т.1. Л.122, 123.

Заверенная копия. Машинопись.

№ 18

Из протокола допроса ВОЛЫНСКОГО Самуила Григорьевича,

бывшего заместителя начальника контрразведывательного отдела НКВД

17 января 1939 г.

На ШАПИРО Исаака Ильича —

бывшего начальника 1 спецотдела НКВД СССР

[…] По заговорщической работе я был связан только с НИКОЛАЕВЫМ – бывшим начальником КРО НКВД СССР.

Первый разговор с НИКОЛАЕВЫМ, имевший место в начале 1938 года, обрушился на меня буквально как снег на голову. После предварительного обсуждения вопроса о структуре отдела и заявления НИКОЛАЕВА о том, что заместителями будут ЛИСТЕНГУРТ и ЕВГЕНЬЕВ, он сказал: «Ну, я думаю, вас тоже мы не обидим, хотя я могу от вас легко избавиться». Не понимая в чем дело, я обиделся и сказал, что и без того я могу уйти в другой отдел, встал и хотел выйти из комнаты. Однако, НИКОЛАЕВ с усмешкой меня остановил и обратился со следующими словами: «Что вы волнуетесь, я ведь пошутил. Если бы я на вас не рассчитывал, я давно дал бы ход тем показаниям ГАЯ[100], которые на вас имеются, ведь я же вел следствие по его делу, неужели вы думаете, что он не дал на вас показаний?».

Меня ошарашило это заявление, но будучи уверен в том, что ГАЙ меня не выдал, иначе меня бы арестовали, я сказал НИКОЛАЕВУ, что подобные шутки неуместны и что я буду жаловаться. Тогда в ответ я услышал то, что окончательно прояснило положение.

НИКОЛАЕВ сказал: «Вы с ума сошли, ГАЙ дал мне на вас показания и рассказал мне о том – как он вас завербовал и как под его руководством вы вели работу в пользу немцев. Об