Книга Моя Лоботомия - Чарльз Флеминг, Говард Далли

называл “всей этой чепухой с микробами”, сказал Уильямс. “Мне часто приходилось настаивать: ‘Уолтер, позволь мне хотя бы накрыть пациента.’”

Кампании Фримена по стране распространили лоботомию широко и быстро. Десятки врачей, обученных Фрименом, начали проводить свои собственные операции. Нет официальных данных об этом, но некоторые оценки говорят, что Фримен сделал более 5 000 лоботомий за свою карьеру. Люди, обученные им, могли сделать еще 40 000.

Лоботомия Фримена начала терять популярность. К началу 1950-х годов это все еще была распространенная операция, но ее долгосрочная эффективность стала вызывать сомнения. Затем, в 1954 году, Управление по контролю за продуктами и лекарствами (FDA) одобрило использование химического соединения хлорпромазина, которое продавалось под названием Торазин. Фримен отмахнулся от него как от “химической лоботомии” и считал его неэффективным. Пациенту приходилось принимать препарат всю жизнь, в то время как лоботомия требовала только одной процедуры. Однако медицинское сообщество приняло Торазин и множество других препаратов, разработанных позже. Они были легкими в применении, не требовали обучения для назначения, не имели смертельных побочных эффектов и могли быть прекращены в любое время без постоянного ущерба.

Лоботомия перешла в литературу и легенды — “Пролетая над гнездом кукушки” Кена Кизи и шутка в баре “Я предпочел бы иметь бутылку перед собой, чем фронтальную лоботомию” — и стала все менее популярной как медицинская процедура. (Я слышал, что это Том Уэйтс придумал фразу про бутылку. Кизи работал в психиатрической больнице, возможно, в больнице Управления ветеранов в Пало-Альто, где он увидел результаты лоботомии и другого плохого обращения.)

Лоботомия могла стать устаревшей, но Уолтер Фримен никогда не переставал верить в нее, продвигать ее или выполнять.

1954 году он покинул Вашингтон, округ Колумбия, и отправился на Западное побережье. Ему было 58 лет. Было ясно, что он не сможет продвинуться дальше профессионально в медицинской среде. Его работа была слишком спорной, чтобы когда-либо стать главой Американской медицинской ассоциации или возглавить крупное психиатрическое учреждение. Кроме того, ему всегда не нравилась погода — слишком холодно зимой, слишком душно летом. Он переехал в Калифорнию.

Были и личные причины. Двое его детей закончили университет, женились и осели в районе залива. А в Калифорнии он смог бы быть ближе к местам, которые любил для прогулок и походов — Йосемити, Сьерра-Невада, Гранд-Каньон.

Кроме того, его жена сильно увлекалась алкоголем, и это стало проблемой. Новое начало для него могло бы стать новым началом и для нее.

Фримен, будучи Фрименом, не просто переехал. Он переехал с изюминкой. Он знал, что хотел жить где-то в районе Пало-Альто, но не был уверен, какое сообщество подходит ему лучше всего. Поэтому он нанял частный самолет и провел полдня, пока пилот летал над местностью с ним. Некоторые парни просто бы посмотрели на карту и поговорили с агентами по недвижимости. Но не Фримен. К концу дня он остановился на зеленом, поросшем листвой, престижном Лос-Альтосе. Он и его жена купили дом в предгорьях.

Фримен был своего рода знаменитостью в медицинском мире, и его приветствовали в местном медицинском сообществе. Но его лоботомия не была приветствована. Фримен открыл офис по адресу: улица Мэйн, 15, прямо в центре Лос-Альтоса, но ни одна больница в Лос-Альтосе не разрешала ему проводить операции. Ему пришлось ехать аж до больницы Doctors General Hospital на окраине Сан-Хосе, чтобы выполнить свою процедуру.

Это было больше, чем медицинское решение. Лос-Альтос был приятным местом. Там не должно было быть таких проблем, как душевные расстройства. В Лос-Альтосе были ухоженные сады, чистые тротуары и демонстрационные дома. Там не было сумасшедших людей. Несмотря на то что Фримен был образованным и культурным человеком, эрудированным и обаятельным, жители Лос-Альтоса, вероятно, считали его медицинскую процедуру низкосортной и безвкусной. Это было для людей в психиатрических больницах, а в Лос-Альтосе не было таких больниц. Местное отношение заключалось в том, что “мы просто не делаем здесь лоботомии”.

Я не думаю, что моя мачеха искала лоботомию, когда впервые встретилась с Фрименом. Но она была недовольна мной, в этом точно.

5 октября 1960 года Лу впервые встретилась с доктором Фрименом. Заметки Фримена о первой встрече выглядят так:

Миссис Далли пришла поговорить о своем пасынке, которому сейчас 12 лет, и он учится в 7 классе. В семье еще четыре мальчика: двое ее собственных, 17 и 12 лет, еще один его ребенок, 9 лет, и четырехлетний ребенок, который принадлежит им обоим. Первый муж миссис Далли был алкоголиком, обеднил ее, ушел с подругой, которая использовала его и развелась с ним, и он, похоже, не играет никакой роли в их жизни. Мальчики миссис Далли добродушны и хорошо воспитаны. У матери Говарда был третий ребенок перед тем, как она умерла от рака; этот ребенок был усыновлен и оказался умственно отсталым, и, я полагаю, находится в учреждении и не должен дожить до половозрелости. Мистер Далли учит 6-й и 7-й классы в школе Hillview уже шесть или семь лет, в то время как миссис Далли не закончила среднюю школу. Она познакомилась с мистером Далли вскоре после того, как он овдовел, когда Говарду было около пяти лет; она занималась шитьем, стиркой и сочувствовала ему. Согласно миссис Далли, ее муж — лучший муж, какого только можно представить: добрый, заботливый, хороший кормилец, готовый обходиться без чего-то, разделяющий ее проблемы, без трудностей в отношении религии, денег или политики, но он не видит ничего плохого в Говарде, и вот тут они особенно не согласны.

Фримен тщательно вел записи. Я не знаю, писал ли он их сам, диктовал ли секретарше или использовал этот магнитофон, который он носил с собой в Лоботомобиле. Но он вел подробные записи. После первой встречи было написано две полноценных страницы, с одинарным интервалом. Весь файл обо мне насчитывает около тридцати страниц. На каждой странице сверху указано имя пациента — о Лу там не упоминается;

ДАЛЛИ, Говард (О: Родни Л.) — адрес и номер телефона, а также дата. Имя врача, направившего меня, Мараззо, также указано на каждой странице.

Фримен мало писал о своих мыслях. Но он много писал о том, что говорили другие люди. В отличие от психиатров, с которыми Лу уже общалась, Фримен, по-видимому, не был заинтересован в разговоре с ней о ней самой. Файл был обо мне. На самом деле, первое интервью с Лу читалось как показания на суде по уголовному делу. Фримен