Книга Приключения профессора Браннича - Эдуард Маевский

Путешественникам нашим пришлось бы долго ждать указаний насчет периода, в котором они находились, если бы не зоркий глаз и охотничий опыт лорда Кэдогана. Заметив несколько поломанных веток, на которые геолог не обратил никакого внимания, он предложил товарищам пойти за ним направо и вскоре показал им широкую дорогу, вытоптанную, по-видимому, ногами каких-то крупных животных.

Множество ветвей, поломанных или пригнутых к земле, совершенно застилали дорогу.

– Здесь проходило ночью стадо слонов, – объявил лорд.

– Вы уверены в этом? – живо спросил Станислав. – Быть может, это опять какой-нибудь атлантозавр или крылатый ящер.

– Этих животных давно уже нет… И как не стыдно говорить о летающих ящерах, когда ты уже видел бобров и слышал гиппопотамов! – заметил профессор.

– Я убежден, что это слоны, – повторил лорд. – Я отлично знаю их нрав.

В это время невдалеке послышался треск ветвей.

– Так и есть, слоны! – прошептал лорд.

– Идем отсюда! – воскликнул Станислав, но лорд без всяких церемоний зажал ему рот рукой.

– Тихо и смирно! От этого зависит целостность твоей особы!

Через минуту из-за деревьев показались желтые клыки и темные, косматые туловища тянущихся гуськом животных. Геолог, у которого перехватило дыхание, пожирал глазами великанов, которые, тяжело дыша, с достоинством и сознанием собственной силы проходили мимо них.

На лице англичанина отразилось недоумение.

– Эти слоны как-то непохожи сами на себя, – проговорил он.

– Само собой, – отозвался профессор. – Потому что это мастодонты.

– Неужели? Вымершая порода?

– Да! Животное из периода плиоцена!

Станислав тем временем считал проходящих мимо гигантов.

– Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать…

Вдруг его счет прервало глухое рычание.

Не успело оно заглохнуть, как среди мастодонтов поднялся невообразимый шум и переполох, и они беспорядочно рассыпались по лесу. Со всех сторон затрещали ветви; тяжелое дыхание, сопение, хлопанье ушами, трение тел о стволы деревьев, глухое мычание и отрывистый рев слились в один страшный, оглушительный шум.

Путешественники поспешили укрыться за деревьями. Раз или два раздалось рычание, от которого кровь у них стыла в жилах и, наконец, шум несколько утих. Но вдруг земля задрожала, казалось, от топота ног сбившихся в кучу великанов и застонала от ужасных криков, вырывающихся из их пастей. В криках этих можно было разобрать и ужас, и гнев, и боль. Продолжалось все это около пяти минут; затем стадо быстро удалилось. Наступила тишина; только притихшие было от испуга птички вновь оживились и весело зачирикали. Вдруг до слуха профессора донеслось глухое, свистящее дыхание и какое-то движение в кустах, словно кто-то метался там. Они приблизились к месту, которое перед тем, вероятно, было свидетелем какой-то ужасной драмы, и увидели огромного мастодонта, который, опершись на передние ноги и два клыка, тщетно пытался подняться. Силы уже оставляли его, и смерть приближалась к нему быстрыми шагами. Из разодранной шеи обильной струей лилась темная кровь. Окровавленный хобот обернулся змеей вокруг раны, глаза умирающего животного с выражением тоски и муки смотрели вслед отдаляющемуся стаду, а голова его свешивалась все ниже и ниже.

Наконец он еще раз тяжело вздохнул, вытянул хобот и упал навзничь.

Вдруг Станислав заметил в нескольких шагах от мастодонта растерзанное, относительно небольшое животное. Его сразу трудно было отличить от темной коры пня, на котором оно лежало. Когда путешественники наши подошли к нему поближе, палеонтолог узнал в нем саблезубого тигра или махайроду. Эта великолепная кошка с ужасной пастью, в которой сверкали длинные клыки, кривые и острые, как сабли, была буквально искромсана и походила на кусок изрубленного мяса. Очевидно здесь разыгралась кровавая драма. Сильнейший и крупнейший из хищников, когда-либо существовавших на земле, уверенный в своей ловкости и железной силе мускулов, бросился на одного из мастодонтов. Но он, должно быть, плохо рассчитал свои силы, и ему не удалось уйти от мести разгневанных великанов. Обыкновенно мирные и спокойные, они лицом к лицу с врагом делаются жестокими до неузнаваемости. Тигр убил, правда, одно из самых больших и смышленых животных, но и сам был искромсан на куски.

Геолог глубоко задумался. Лоб его покрылся морщинами, глаза потемнели. Он, казалось, не видел двух огромных трупов, лежащих перед ним. Мысленный взор его блуждал где-то далеко-далеко. Какие-то неопределенные вопросы и сравнения мелькали у него в голове, а сердце, словно клещами, сжималось острой болью.

Лорд Кэдоган тем временем измерял длину плиоценового слона, а Станислав с любопытством разглядывал тело истерзанного хищника.

– Так ему и надо, негодяю! – произнес он.

– Отчего? – возразил профессор. – Чем виноват этот великолепный тигр, что природа взрастила его на теплой крови? Разве он виноват, что желудок его питается только теплой кровью? Чем этот кровожадный хищник хуже травоядного мастодонта?

– О, помилуйте! Какое может быть сравнение! Мастодонт никому не делает зла…

– Как знать? Он, правда, не убивает животных, но сколько же он уничтожает растений…

– Растения ничего не чувствуют.

– Но они живут! А затем, сколько гибнет под ногами этих колоссов улиток, насекомых и разных крохотных животных! Чем же он, в сущности, лучше тигра? И разве этот последний виноват в том, что растения, полезные для травоядных, для него равносильны яду, и что желудок его способен лишь кровь переваривать в кровь? Но конечно, это ужасно! И я с ужасом задаю себе вопрос, почему так, а не иначе создан свет? Отчего одни приносятся в жертву другим?

– Неужели так будете вечно? Неужели необходима эта тяжелая цепь мучений и жестокостей?

Но Станислав почти не слушал профессора. Его занимал один лишь вопрос: скоро ли конец их мытарствам.

– Здесь можно голову потерять, – сказал он. – Я было уже обрадовался, что мы благополучно добрались до нашего времени, и вдруг мамонт!

– Мастодонт, – поправил его лорд.

– Все равно!

– Далеко не все равно, – возразил профессор. – В плиоцене господствуют мастодонты и динотерии. Правда, один вид мамонта появляется уже и в этом периоде в южной Европе, но встречается редко и играет очень незначительную роль.

– А насколько далеки мы до девятнадцатого века? – спросил лорд Кэдоган.

– На этот вопрос, лорд, ответить очень трудно, – сказал профессор. – Но, тем не менее, могу вас утешить. Можно, я думаю, безошибочно сказать, что от нашего времени нас отделяют теперь лишь несколько сотен тысяч лет.

– Несколько сотен тысяч! – пролепетал испуганный Станислав.

– Милый мой, мы оставили за собой уже миллионы лет, и я совершенно не вижу причины пугаться такого пустяка.