Книга Башмаки на флагах. Том 1. Бригитт - Борис Конофальский

А фон Хугген и вовсе только фыркнул, словно и думать о таком исходе визита ему было смешно.

— Надеюсь, я найду понимание благородного собрания и самого графа, — ответил Волков, вставая и давая понять, что разговор закончен.

Приезжие господа с каменными лицами кланялись молча, не думали они, что кто-то их осмелится не послушать, ведь они говорили от лица собрания всех благородных землевладельцев графства, включая самого графа. Господа офицеры тоже им кланялись и тоже молчали, только кавалер и госпожа Ланге желали приезжим доброй дороги.

Как они вышли и провожавший их кавалер вернулся в залу, так Брюнхвальд спросил у него:

— Может, стоило вам явиться на их приглашение?

— Нет, мне писали, чтобы я не ездил в замок, там меня собираются схватить и выдать курфюрсту, — ответил Волков.

— О! — удивился Брюнхвальд. — Каковы хитрецы. Неужто это граф всё затеял?

— Не знаю, думаю, что не он, — спокойно отвечал Волков.

— Ну и что мы будем делать? — спросил Роха.

— Да, — согласился с ним Карл Брюнхвальд. — Что мы предпримем, кавалер?

Волков не знал, что и ответить, он уселся в кресло, вздохнул и взял стакан с вином, но ему понравилось то, что его офицеры думали о его неприятностях, как о своих. Они ждали его ответа, но он только смог сказать:

— Не знаю я, что делать. Подумаю пока.

— А что же здесь знать? — неожиданно для всех произнесла госпожа Ланге, которая так и не уходила из залы, хоть ей тут и не место было.

Все удивлённо посмотрели на красивую женщину. Кто она такая, чтобы говорить? По статусу ей бы молчать, она даже не госпожа Эшбахта. Но взгляды мужчин ничуть Бригитт не смутили, и она, как ни в чём ни бывало, продолжала:

— Возьмите, господин мой, солдатиков, сколько немало будет, да езжайте завтра на то место, что указали господам. И ждите господ сеньоров и господина графа.

— Они не приедут, — Волков был недоволен таким вызывающим поведением Бригитт, поэтому говорил строго, чтобы женщина замолчала.

Но и это Бригитт не остановило, дерзкая женщина продолжала:

— И пусть не приедут, а вы будьте, как условлено. До полудня пробудете там, а потом пошлёте гонца в замок. Дескать: «Отчего же вы, господа, не приехали, я вас ждал».

И неожиданно для кавалера Роха произнёс:

— Госпожа права. Съездим, ноги у солдат не отвалятся. А то пьянствуют какой день.

«Да, не отвалятся, верно, но даже за такую малую работу всё равно платить солдатам придётся, хоть малость серебра, да заплати, и платить, Роха, придётся не тебе», — думал Волков, при этом находя, что Бригитт, хоть и дерзка была, но отчасти была и права.

Он некоторое время молчал, глядя на стакан свой неотрывно, и с ним молчали все, кто был в зале, понимая, что не просто так он молчит.

Наконец он произнёс:

— Да, господа, следует нам завтра поутру быть на въезде в мои пределы. Возьмите по три десятка людей, из тех, что потрезвее будут, чтобы завтра на заре готовы были идти.

— Это верное решение, кавалер, — сказал Брюнхвальд. — Мы там будем, а уж они пусть сами решают, ехать к вам или нет.

Нет, Волков был на такое не согласен. Не сами господа сеньоры должны решать, не сами. И когда господа офицеры вышли, он звал к себе Максимилиана:

— Езжайте к графине.

— Письмо отвезти?

— Нет, бумаге не доверю, на словах скажете, — он чуть подумал. — Скажите, что нужно мне, чтобы граф и господа из дворянского собрания завтра были на моей границе, чтобы не я к ним ехал, а они ко мне. Если не поедут господа, просите её уговорить мужа, хоть один пусть приедет. Да, именно. Скажите ей, что пусть даже один приедет, но будет там. Скажите ей, что хоть за бороду пусть его тащит, но чтоб был.

Максимилиан всё понимал, он по тону кавалера видел, что дело серьёзное. Он кивал головой, запоминая каждое слово.

— Я всё сделаю, — обещал юноша, когда Волков закончил.

— Да, кстати, Брунхильде нелегко в доме мужа, поговорите с ней, она, думаю, будет рада старому знакомцу. Скажите ей, что каждый день молюсь за неё и плод её жду, как ничего не ждал.

— Так и сделаю, кавалер, — обещал Максимилиан.

Вечером того же дня он вернулся обратно и сообщил:

— Госпожа графиня графа уговорила ехать. Граф при мне дал обещание быть, но не обещал, что другие господа из дворянского собрания будут.

— Значит, обещал быть? — Волкова это радовало. — Как себя чувствовал граф?

— У него всё время слезятся глаза.

— Он совсем стар?

— Да, кавалер.

— С Брунхильдой говорили?

— Графиня несчастна, кавалер, жёны сыновей, что живут при дворе, всё время ей дерзят, а слуги совсем не слушаются её, пренебрегают её просьбами. Госпожа графиня часто плачет, говорит, что только муж её жалеет.

Волков слушал это всё, словно в упрёк себе, как будто юноша его во всех несчастьях графини винил, кавалер насупился. Он потянулся к графину с вином, но графин был пуст. Тогда он взглянул на госпожу Ланге, которая была тут же. Вина в графине нет.

А та лишь вскользь посмотрела на господина, повернулась к юноше и сказала:

— Благодарю вас, Максимилиан. Поешьте на кухне, там для вас оставлено.

И опять случилось неслыханное. Максимилиан, хоть кавалер его и не отпускал, поклонился и молча пошёл прочь из залы. Он послушался Бригитт, а не его. Волков в искреннем удивлении смотрел на огнегривую красавицу, не понимая, как она смогла взять власть в его доме. А та, ничуть не смущаясь, а, быть может, даже и возгордясь от его взгляда, подошла и положила свою руку на его:

— Господин мой, пойдёмте спать, я велела нам сегодня простыни свежие стелить.

— Простыни? — переспросил он.

— Пойдёмте, господин, — она тянула его за руку. — Ляжем спать сейчас же, завтра нам с вами вставать рано.

И был при этом так мила и красива, а голос её был так нежен и ласков, что ни отчитывать её, ни выговаривать ей он был не в силах. Встал и пошёл, как просили.

И когда пришли в покои, она сама, словно комнатная слуга, помогла ему снять туфли, шоссы и прочую одежду, при этом обнимала крепко, уложила в перины и сама стала раздеваться так быстро, как только может раздеваться женщина, легла к нему, прижалась своим душистым телом в новой нижней сорочке. Горячая и сильная, как всегда. Волосы медные по подушкам ручьями, и она, не стесняясь желаний своих, стала его трогать и целовать в висок и щёку, и при этом шептала:

— А о завтрашнем не печальтесь, господин мой. С вами я поеду, и если господа сеньоры приедут, я уж найду, что им сказать про Шоуберга, уж не понравится им, уж не дам я хозяина сердца моего им в обиду.