Книга Если я исчезну - Элиза Джейн Брейзер

К счастью, встает твой брат:

– Давайте оставим вопросы на потом. – Он пресекает дальнейшие расспросы, хотя осталось еще полчаса, а выступать больше некому.

Он расстегивает верхнюю пуговицу своей сутаны. Достает Библию и кладет ее на кафедру. От его ямочек невозможно отвести взгляд. Он начинает рассказывать притчу о блудном сыне. Говорит настолько увлеченно, что создается впечатление, что он заранее планировал свое выступление, будто мог предположить, что я буду здесь, и специально выбрал именно эту притчу, чтобы дать мне понять, что для меня еще не все потеряно.

– «Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и все мое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся»[26].

Время незаметно подходит к концу. Затем мы снова поем и молимся, и на этом первая служба заканчивается. В моем распоряжении один час, чтобы сходить в полицию; всего час до того, как мне нужно будет вернуться на ранчо.

Я встаю с места, и все оборачиваются в мою сторону. Я хочу выбраться как можно быстрее, но две старушки образуют преграду на моем пути.

Как официальный представитель прихода твой брат приближается ко мне:

– Добро пожаловать. Добро пожаловать. Что привело вас сюда?

Все четырнадцать прихожан напирают на меня, я окружена. Часы на стене неслышно тикают.

Я раздумываю, не солгать ли, но понимаю, что все в этих краях знают друг друга и меня могут неправильно понять.

– Я работаю на ранчо.

Твой брат поднимает брови:

– На каком ранчо?

– «Фаунтен-Крик».

Прихожане замирают, выдерживают паузу в пять, четыре, три… А затем вздрагивают и рассыпаются на группки. Похоже, твой дом способен разгонять толпы.

Твой брат вытирает пальцем бровь.

– А! – произносит он, будто что-то обнаружив. К нему подходит его жена.

– Я Клементина. – Она протягивает мне руку с настолько тонкими и нежными пальцами, что кажется, они сломаются в любой момент. – Надеюсь, вам на ранчо нравится. – Она говорит небрежно, но слова звучат странно.

– Я только недавно туда приехала.

Она согласно кивает, как будто ее все устраивает:

– У нас сейчас будет женское собрание в соседнем помещении. Я обучаю молодых женщин, но, если хотите, милости просим к нам.

Я вижу только двух «молодых женщин» – ее дочерей, твоих племянниц. Они встают рядом с ней, так что вся семья твоего брата выстраивается в идеальный ряд. Твоим племянницам достались гены их отца. Они головокружительно красивые, и мне грустно, что они живут здесь, в этой глуши, где их никто не видит. Но потом я напоминаю себе, что их красота принадлежит им и что женщины не обязаны демонстрировать свою красоту всему миру.

Очень неожиданно для меня все прихожане настаивают, чтобы я осталась. Я представляла себе, что посижу тут тихо и незаметно, как всегда. Но вместо этого Клементина смотрит на меня, и в ее глазах светится легкое волнение, словно она силой мысли пытается подружиться со мной. А твои племянницы улыбаются и застенчиво смеются надо мной в свои кулачки. В этих местах так мало людей, что это вызывает голод по человеческому общению, которого я никогда прежде не видела. Но все, чего мне хочется в данный момент, – это остаться одной и самостоятельно распоряжаться своим временем.

– По правде говоря… извините, мне нужно выполнить несколько поручений. Пока я вырвалась в город. Нужно сделать пару дел. – Я замолкаю, понимая, что чем больше я объясняю, тем менее правдоподобно это звучит. Почему я не могу выполнить свои поручения через час? И, что самое смешное, я сама понимаю, что могу. Твоя мать предупредила меня о городе, но не запретила мне сюда ездить. Она мне не угрожала. И тем не менее я чувствую, что будет лучше, если я последую ее совету. Она из тех женщин, которых лучше не злить. Мне нужно ее расположение.

Наконец две старушки вылезают со своих мест, и я не упускаю свой шанс и быстрым шагом направляюсь к выходу.

– Я скоро вернусь! – глупо и непонятно зачем выкрикиваю я.

Передо мной появляется кто-то из Морони.

– Вы давно здесь?

Я уворачиваюсь от него и проскальзываю мимо. В голове стучит: «Они расскажут твоей матери». «Она узнает. Она спросит: зачем я ушла? Что мне было нужно? Разве она не может дать мне все необходимое?» Но я отмахиваюсь от этих мыслей, выскакиваю в холл, а затем – на улицу.

В Хеппи-Кэмпе меня поглощает пустота, чувство заброшенности, которое дрейфует по разбитым улицам. Можно было бы подумать, что здесь, в этой глуши, я буду искать общения больше обычного, что мне будет не хватать людей. Но эти предположения не оправдываются. Даже четырнадцать прихожан показались мне толпой, которая упрямо навязывает мне свои потребности. Учитывая небольшое количество жителей, создается впечатление, что все мы добровольно соглашаемся жить друг с другом. А иногда и вовсе кажется, что у нас одна голова на всех. Вот почему желания твоей матери так сильно на меня подействовали. Ты разделяла это чувство, ты описала мне его: «На меня легко влиять. Чтобы мыслить трезво, мне нужно быть одной. Но даже в этой глухомани я никогда не остаюсь вполне одна».

Я прохожу мимо Лесной службы вверх, в сторону школы, к полицейскому участку. Ты говорила мне, что он работает всего четыре часа в день. Дойдя до участка (узкого здания, втиснутого в дальний угол пустой парковки), я тем не менее вижу внутри офицера, внимательно глядящего в свой телефон. В флуоресцентном свете ярким пятном выделяется его ярко-розовая лысина, вокруг которой короной растут остатки темных волос. Живот нависает над поясом брюк, как мяч.

Я останавливаюсь за дверью. Я знаю, что это – важный момент. Во всех делах, о которых ты рассказывала, заявления полиции являются основополагающими. Они – каркас, на котором держится вся остальная история. И сегодня я заставлю полицию действовать. Они начнут расследование. Допросят твоих родителей, твоего брата, Джеда. Как знать, может быть, они захотят поговорить и со мной. Твоя история будет запротоколирована, и я буду намного ближе к своей цели найти тебя.

Я чувствую, что эта задача мне не по силам. Я так мало знаю о том, что произошло. Хотелось бы мне, чтобы Джед был здесь. Он мог бы подробно рассказать о том дне, когда ты уехала, о твоем душевном состоянии. Но он покинул ранчо в пять часов в пятницу; с визгом шин пронесся мимо главного дома, словно хотел, чтобы твоя мать точно заметила его отъезд. Я могу знать не так много, как он, но меня это волнует больше. Я не позволю тебе исчезнуть.

Когда я вхожу, над моей головой звенит колокольчик. Офицер не поднимает глаз. В участке тихо. Это вообще не похоже на участок. Скорее, на стойку аренды автомобилей в аэропорту.

– Здравствуйте!