Книга Пыль грез. Том 1 - Стивен Эриксон

– Так ты предоставишь сына его судьбе?

Удинаас оскалился.

– Не мне делать этот выбор.

– А кому? Силкасу Руину?

– Онрак, хоть и кажется, что здесь мы защищены, но это иллюзия. Убежище отрицает столько правды, что дух захватывает. Улшун Прал, ты, твои сородичи – вы все желали такой жизни, такого мира. И Азаты у ворот – это добавляет вам уверенности. Это место, пусть и замечательное, остается тюрьмой. – Удинаас фыркнул. – И что? Мне сковать его? А я смогу? А я осмелюсь? Ты забыл: ведь я был рабом.

– Друг мой, – возразил Онрак. – Я свободен путешествовать в другие владения. Я из плоти. Я целый. Разве не так?

– Если это место будет уничтожено, ты снова станешь т’лан имассом. Так ведь это называется? Это бессмертие костей и высохшей плоти? Здешнее племя обратится в прах.

Глаза Онрака наполнились ужасом.

– Откуда ты знаешь?

– Не думаю, что Силкас Руин лжет. Спроси у Килавы – у нее появляется странный взгляд, особенно когда приходит Улшун Прал или когда она сидит с тобой у огня. Она знает. И не может защитить этот мир. Даже Азаты не смогут противостоять тому, что грядет.

– Значит, это мы обречены.

Нет. Это Руд Элаль. Это мой сын.

– А значит, – сказал Онрак после долгого молчания, – ты отправишь сына прочь, чтобы он выжил.

Нет, друг. Я отправлю его прочь… чтобы спасти всех вас. Но этого сказать он не мог, не мог открыть правду. Он уже достаточно знал Онрака; знал и Улшуна Прала, и других здесь. И они не примут возможную жертву – не захотят, чтоб Руд Элаль рисковал жизнью ради них. Нет, они скорее согласятся на собственное уничтожение, не раздумывая. Да, Удинаас знал этих имассов. Такими их делала не гордость, а сострадание. Трагическое сострадание, когда жертвуют собой и видят в самопожертвовании единственную возможность; то есть выбора вовсе нет: они принимают этот путь без колебаний.

И лучше оставить страх, надежду и все прочее внутри себя. Что можно предложить Онраку в данный момент? Он не знал.

После долгого молчания имасс заговорил:

– Ну что ж, ладно. Я понимаю, и я согласен. Незачем ему умирать с нами. И незачем ему видеть то, что случится. Ты разделишь с ним горе, если такое вообще возможно. Но, Удинаас, ты не должен делить с нами нашу судьбу. Ты тоже должен уйти из этого владения.

– Нет, друг. На это я не пойду.

– Ты все еще нужен сыну.

Руд любит всех вас, Онрак. Так же, как, похоже, любит меня. И все же я останусь, чтобы он помнил, за что должен бороться.

– Я не могу последовать туда, куда отправятся он и Силкас Руин, – сказал Удинаас. Потом крякнул и сумел криво улыбнуться Онраку. – И потом, здесь и только здесь, в твоей компании – изо всех имассов – я почти доволен. И по своей воле от этого не откажусь.

Как много правды можно скрыть в маленькой лжи. И хотя целью был обман, чувства были искренними.

Куда проще, сказал себе Удинаас, мыслить как тенаг или бхедерин. Честно от поверхности до сердцевины, просто и чисто. Да, так было бы гораздо проще.

Руд Элаль вышел из хижины, через мгновение показался и Силкас Руин.

По лицу сына Удинаас прочитал, что любое формальное прощание выйдет слишком тяжелым. Лучше не нагнетать. Он поднялся, встал и Онрак.

Остальные стояли неподалеку и смотрели, инстинктивно ощущая, что происходит нечто серьезное и зловещее. Уважение и вежливость не позволяли подойти ближе.

– Давай… по-простому, – сказал Удинаас чуть слышно.

Онрак кивнул.

– Я постараюсь, друг.

Он не лицемер, нет. Значит, не так он похож на человека, как кажется. Да и все они.

– Ты слишком даешь волю чувствам, – сказал Удинаас, стараясь говорить как можно мягче, чтобы его слова не прозвучали укором.

Но Онрак вытер щеки и молча кивнул.

Не выходит по-простому.

– Пойдем со мной, друг. Даже Руд не сможет устоять перед твоими дарами.

И они вместе подошли к Руду Элалю.

Силкас Руин отошел в сторону ждать нового подопечного и наблюдал за эмоциональным прощанием налитыми кровью глазами.

Смертный меч Кругава напоминала Танакалиану его детство. Она словно вышла из тех легенд, что он слушал, накрывшись кожей и мехами, из захватывающих дух историй о великих героях, чистых сердцем, отважных и стойких, знающих – кто заслужил удара их славного меча, а кто только заблуждался, сомневаясь в преданности других… до того момента в драматической кульминации истории, когда всплывает правда о предательстве и прочем и приходит справедливое возмездие. Дедушка Танакалиана прекрасно знал, когда нужно говорить страшным голосом, когда замолчать, нагнетая напряжение, а когда трагически шептать. И все – для удовольствия детишек, широко раскрывших глаза в ночи.

Волосы Кругавы были стального цвета. Глаза сияли, как чистое зимнее небо, а лицо словно было высечено в скалах Измора. Ее физическая сила была под стать ее силе воли, и, похоже, никто в мире смертных не мог ее превзойти. Поговаривали, что хоть и шел ей уже пятый десяток, никто из братьев и сестер Ордена не обращался лучше ее с оружием: от скорняцкого ножа до тяжелой секиры.

Когда Дестриант Ран’Турвиан пришел к ней поговорить о вещих снах и ярких видениях, это было словно сухая растопка в печи – для неизбывной целеустремленности и, как выяснилось, ее веры в собственное героическое будущее.

Убеждения детства редко выживают, столкнувшись с жуткими подробностями взрослой жизни, и хотя Танакалиан полагал себя еще молодым и ждал прихода мудрости, он уже повидал достаточно, чтобы постичь ужас, таящийся под блестящей поверхностью самопровозглашенной героини, известной всем как Смертный меч Серых шлемов Измора. Вообще Танакалиан подозревал, что ни один герой, независимо от времени и обстоятельств, не похож на героев из легенд, слышанных многие годы назад. А может, он все лучше понимал, что у очень многих так называемых доблестей, к которым положено стремиться, есть темная сторона. Чистота помыслов означает и злобную непримиримость. Непоколебимое мужество не считается ни с какими жертвами, даже если десять тысяч воинов отправляются на погибель. Попранная честь может дойти до настоящего безумия в поисках сатисфакции. Благородная клятва заливает кровью королевство, стирает империю в прах. Нет, настоящая природа героизма грязна, запутанна и многогранна, и грани ее порой уродливы и почти все ужасны.

Значит, Дестриант на пороге смерти сделал мрачное открытие. Серые шлемы – жертвы предательства. Или вот-вот станут ими. И слова предупреждения должны пробудить у Смертного меча обжигающий огонь ярости и негодования. И Ран’Турвиан ждал, что Кованый щит помчится в каюту Кругавы, чтобы доставить страшное послание, чтобы увидеть, как разгорается огонь в ее ярких голубых глазах.