Книга Когда Кузнечики выходят на охоту - Марина Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прикинув, сколько было настойки в баночке, оставленной невесте Бигсби, я поняла, что взывать к разуму повара прямо сейчас нет никакого смысла, все равно не воспримет мои слова всерьез, а потому просто запустила в чрезмерно взбудораженного мужчину успокоительным импульсом и тихонько, пока меня никто не заметил, выскользнула из кухни в коридор.
И тут же наткнулась на Мерфи Айерти.
— Доброе утро! — приветствовала я мужчину легкой улыбку и кивком.
— Утро добрым не бывает, — отозвался он, потрогав двумя пальцами левый висок. — Где ты шляешься? Тебя уже весь гарнизон обыскался.
— Я...
— Сама ведь хотела с полевиками ехать!
— Но...
— Все уже собрались у главных ворот, только тебя и ждут. До обеда почивать изволите, красавишна? У нас так не принято.
— Мерфи, какая муха вас покусала? — все же сумела перебить мужчину я. — Не с той ноги встал?
Оправдываться и рассказывать о своем первом пациенте мне не хотелось. Не после такого тона.
— Извини, — буркнул Айерти. — Мы только к утру разошлись. Голова теперь раскалывается так, что хоть под топор. Кстати! — Глянул на меня с надеждой. — Ты же целительница! Не поможешь?
Вот только этого мне не хватало! Забулдыг и пьяниц от перепоя лечить.
— Это будет в первый и последний раз, — нахмурившись, предупредила я. — Я сюда не для того приехала, чтобы облегчать страдания любителям чрезмерного винопития.
— Я не чрезмерно! — возмутился Айерти. — То есть чрезмерно, но не любитель!
Фыркнула, не поверив ему ни на секунду, поставила саквояж на вовремя подвернувшуюся скамью, с минуту перебирала его содержимое, а затем протянула щитодержцу пузырек с лекарством.
— Сразу предупреждаю, средство сильное, помогает быстро, но...
— Спасибо! — обрадованно выдохнул он, торопливо сковырнул крышку и до того, как я успела сказать хоть слово, опрокинул в себя содержимое. — Демоновы потроха!
— Но с очень специфическим вкусом, — все же закончила я фразу.
— Специфическим? — Айрти захрипел и обиженно выпучил глаза. — Да куриное дерьмо вкуснее!
— Только, пожалуйста, не рассказывайте мне, при каких обстоятельствах вы его дегустировали. Я прекрасно проживу и без этой ценной информации.
В ответ неблагодарный пьяница проворчал что-то о женском коварстве и бессердечности и еще раз напомнил, что меня ждут у главных ворот. А я пригрозила, что в следующий раз напою его слабительным, и на этой доброжелательной ноте мы разошлись. Он по своим замковым делам, а я — к полевикам.
На подворье у подвесного моста стояла устрашающего вида карета, запряженная двумя огромными тяжеловозами. Лошади скалили желтоватые от травы зубы и косили глазами. Я кашлянула, и, надеясь, что никто не заметит, как сильно дрожит мой голос, спросила у стоявших возле повозки щитодержцев:
— Это что?
— Карета лекарской помощи, — мрачно ответил один из них. — Специально для вас, эрэ целительница. Но не торопитесь нас благодарить. Это не мы. Это некромант расстарался. Можно сказать, от сердца оторвал.
Я представила, как буду на этом транспорте догонять в ужасе улепетывающих от меня больных и загрустила. Все же Джона временами не знает меры.
— Обязательно поблагодарю его при встрече! — с чувством пообещала я, не в силах оторвать взгляда от монструозных коней. Уж так поблагодарю, мало не покажется...
— А вот и он сам! — хохотнули за моей спиной, и я, скрипнув зубами, повернула голову.
В черном плаще с синим подбоем, с волосами убранными по случаю официального мероприятия в низкий хвост и с не выспавшимися синяками под глазами, Джона Дойл чеканил шаг, вбивая каблуки высоких сапог в брусчатку внутреннего двора замка Ордена щитодержцев, и смотрел по сторонам с такой яростью, что даже демонические кони испуганно заржали и попытались спрятаться за мою юбку.
— Всем доброе утро! — произнес мой лучший друг, но даже глухой в его словах распознал бы совершенно ничем не завуалированное «чтоб вы все сдохли».
Так что нет ничего удивительного в том, что пока он приближался ко мне, остальные полевики тактически отступили к подвесному мосту.
Приблизившись вплотную, Джона взял из моих рук саквояж и категорически недружелюбным голосом поинтересовался:
— Как спалось, Кузнечик?
Я попыталась отгадать причину плохого настроения одного отдельно взятого некроманта, но, успешно потерпев в этом поражение, наклонила голову к плечу и ласково пропела:
— Если у тебя тоже болит голова после вчерашнего, так и скажи.
— Не болит.
— Тогда в чем дело?
— Не с той ноги встал.
Я вскинула бровь, и скептически протянула:
— И сразу же решил прокатить меня с ветерком на катафалке?
Джона насупился. Ну, то есть стал еще более мрачным, чем был до этого.
— Могу выкрасить его в розовый цвет, — предложил после короткой заминки. — Или в зеленый. Хочешь?
Я представила как еду на катафалке, выкрашенном в розовый цвет, как скалятся при этом демонические кони и как разбегаются в ужасе мои потенциальные пациенты, и загрустила.
— Других повозок в замке нет, — быстро поймал мою не до конца сформировавшуюся мысль Джона. — Только хозяйственная телега, но на ней третьего дня навоз из конюшен вывозили.
Я вздохнула.
— А наездница из тебя всегда была та еще… Сама понимаешь, целительница с переломанной хребтиной мало кому сможет помочь.
Не говоря ни слова, я шагнула к карете и, ухватившись рукой за специальный поручень, неуклюже вскарабкалась на сидение справа от кучера. Джона, конечно, ринулся, чтобы мне помочь, но напоролся на мой недовольный взгляд и, признавая поражение, по-шутовски поднял руки вверх.
— Зараза ты, Джона Дойл! — буркнула я, когда приятель устроился рядом со мной на козлах.
Тот радостно осклабился и радостно гаркнул, тряхнув вожжами:
— Погнали, ласточки мои!
Ласточки всхрапнули, и катафалк сначала с веселым стуком покатился по подворью, а затем немного погрустнел на дереве подвесного моста.
— И почему я тебя все время слушаюсь? — прошипела я, а Джона бросил в мою сторону снисходительный взгляд и предельно противным голосом пояснил:
— Полагаю, потому, что я всегда прав.
Я скрипнула зубами.
— Ненавижу тебя.
Парень рассмеялся и, приобняв меня за талию свободной от вожжей рукой, шепнул:
— Неправда. Ты меня любишь.
— Ненавижу! — дернулась я, а он только еще шире улыбнулся.
— Сильно?
— Всем сердцем!