Книга Коснись горизонта - Айрис Джоансен

Она качнула головой:

— Боюсь, что нет.

Он взял ее руку и положил на теплую мягкую землю.

— Прислушайся, — сказал он. — Почувствуй биение жизни и музыку тьмы. Слышишь что-нибудь?

— Да, мне кажется, я слышу, — изумленно ответила Билли.

Ее руки были в его сильных руках, и он прижимал их к теплой земле. Но она не была уверена, что слышит биение жизни, а не удары сердца Дэвида. Возможно, эти звуки слились в ее восприятии.

Его руки дрогнули, и он разжал пальцы.

— Мне не нужно было прикасаться к тебе. Я не хочу отпускать тебя, но мне необходимо закончить эту работу. Я собирался посадить здесь эти цветы. Мне надо было чем-то заняться, пока я ждал тебя.

— Что это за цветы?

— Анемоны, — ответил он.

Она засмеялась:

— Я никогда не слышала, чтобы для подавления сексуального желания мужчина занимался цветоводством.

— Это не просто сексуальное желание. Это ожидание рассвета и цветения. Я не просто сажаю цветы, я следую традиции. Я верю в традиции, любовь моя. Они наполняют жизнь смыслом и красотой.

— А в чем смысл этой традиции?

— В любви, — просто ответил Дэвид. — Я сажаю свой цветок пустыни в центре и окружаю его розовыми гвоздиками. Ты знаешь, что гвоздика символизирует любовь.

— Нет, не знала, я всегда думала, что только розы — символ любви.

— Цветов, символизирующих любовь, несколько. Каждый из них означает какое-то одно определенное свойство этого чувства. — Билли заметила, как на лицо Дэвида вдруг словно опустилась тень. Он поспешно опустил глаза на слабый росток, который сажал. — Однажды я посадил целый сад из цветов любви для моей матери на нашем ранчо в Техасе.

— Как это прекрасно! — воскликнула Билли воодушевленно. — Представляю, как она, наверное, любит этот сад.

— Это было просто необходимо сделать, — проговорил Дэвид уставшим голосом. — Моя мать столько страдала по моей вине! — Его голос стал более резким после паузы: — Я надеялся, что этот сад как-то облегчит ее муки.

— Муки?

— Я почти разрушил ее жизнь, как и свою тоже, когда экспериментировал с наркотиками в колледже. Я-то заслужил все это, потому что был полным идиотом и эгоистом, а она — нет. — Он закрыл глаза. — Ты не можешь себе представить, каким был страшным первый год. Ночные кошмары, страх. Меня как будто сжигали заживо. А когда я пришел в себя, прежнего Дэвида не было, а новый родился из адского пламени, через которое я прошел. Мать не могла смириться с этим. У нее было нервное потрясение, и мой отец боялся, что потерял нас обоих.

— Тогда-то Алекс и Бри увезли меня в Седихан в надежде вернуть матери ее прежнего сына. Врачи… — Он пожал плечами. — Они были способны восстановить мои силы, память, умственные способности, но они не могли совершить чуда. Они не в состоянии воскресить человека, который умер в том пламени. Я надеялся, что со временем она привыкнет ко мне другому. Но когда два года назад я вернулся на ранчо, то понял, что заблуждался, ничего не изменилось. Ей было нелегко со мной, и от этого она страдала еще больше. Она не могла забыть меня прежнего, а я убил в себе этого человека, которого она любила больше всех на свете. Она была очень любящая и заботливая мать. — Внезапно он с силой вжал кулаки прямо в землю. — Но она никогда не сможет любить меня так, как любила когда-то. Моя мать словно сама сгорела в том пламени.

— Дэвид… — Билли почти ничего не видела сквозь пелену слез. Она чувствовала его боль, как свою собственную, и боль эта была совершенно невыносимой. — Я уверена, ты ошибаешься. Конечно же, она любит тебя.

— Нет, не ошибаюсь. Я заставил ее слишком сильно страдать. А своим присутствием я лишь напоминаю ей об этих страданиях. — Он медленно разомкнул руки, и черная земля посыпалась сквозь его пальцы. — После той поездки я больше ни разу не был дома. Я встречался с отцом в Нью-Йорке в прошлом году, когда летал туда по делам, связанным с книгой, а матери не видел. Не знаю, увижу ли ее когда-нибудь. — Он порывисто вздохнул и, встав с колен, дотянулся до полотенца и вытер руки. — Но с ней все в порядке. Теперь она счастлива. Я отправил к ней чудесную девочку, которая нуждается в ее любви так же, как моя мать нуждается в том, чтобы заботиться о ком-то.

«Зайла, — догадалась Билли. — Дэвид находит способ утешить любого, но не себя самого». Она с испугом подумала о том, что только что собиралась разбить его и без того страдающее сердце.

Увидев испуг на ее лице, Дэвид улыбнулся:

— Не принимай все так близко к сердцу. В этой истории нет ничего ужасного. Я же сказал тебе, что с мамой все в порядке и со мной тоже. У меня есть друзья, которые любят меня, а Седи-хан стал моим домом. Невозможно одному человеку иметь все сразу.

В этот момент Билли хотела, чтобы все его любили и все, к чему он стремится, получалось у него. Он заслуживал это.

— Мы не можем иметь все, — она взглянула на него с таинственной улыбкой, — но мы можем попробовать. Ты не забыл, зачем я пришла сюда?

— Как я мог забыть?! — Он поднялся и взял ее за руку. Глаза его заблестели. — Я все время думал об этом с тех пор, как расстался с тобой сегодня вечером. — В одной руке у него были полотенце и фонарь, другую он протянул Билли и помог ей подняться. — Пойдемте, миледи, позвольте показать вам спальню.

Дэвид повел ее к цветочной изгороди, стоящей в центре оранжереи, задержавшись у одного из мозаичных фонтанов, чтобы помыть руки. Приблизившись к изгороди, Билли заметила в ней крохотный проход. Склонив голову, она прошла сквозь цветочную арку, и они оказались в спальне. С трех сторон это пространство окружала цветочная изгородь, а четвертая стена представляла собой решетку, увитую душистой жимолостью.

Получалась небольшая уютная комната. У дальней стены стояла резная железная скамеечка, в центре — большая софа, покрытая шелковой тканью цвета слоновой кости, поблескивающей в лунном свете.

— Я прихожу сюда, когда мне хочется уединиться, — сказал Дэвид, ставя на землю фонарь.

На лице Билли отразилось сомнение.

— Для создания романтической обстановки здесь все подобрано идеально.

— Это сделано в твою честь, Цветок Пустыни. — Он заключил ее в свои объятия с такой страстью, что у нее подогнулись колени. — Никакой дисгармонии этой ночью, любовь моя. Только сладостное слияние и восторг.

Его губы припали к ее губам с такой чувственностью, так нетерпеливо и сильно, что ее губы сами открылись навстречу ему в неосознанном желании. Дэвид с тихим стоном все крепче сжимал ее в объятиях. Билли чувствовала его страстное желание, и это доставляло ей наслаждение, которое она еще никогда в жизни не испытывала. Она вжималась в него, ощущая, как каждое ее движение заставляет содрогаться все его тело. Ей хотелось длить эти мгновения бесконечно, ощущать свою власть над ним и чувствовать, как всю ее охватывает огонь желания.