Книга Красавица - Рене Ахдие

Веселая искра мелькнула в его глазах.

– Умная игра слов, однако я вряд ли соглашусь.

– Не любите игру слов?

– Почти так же сильно, как риторические вопросы.

– В одно время игра слов считалась вершиной юмора. – Селина наклонила голову, подражая позе Бастьяна. – И разве вам не интересно, что появилось сначала: курица или яйцо?

– Фактически, – он одарил ее опасной ухмылкой, – разве первым был не петух?

Брови Селины поползли вверх, и челюсть невольно отвисла. В следующую секунду задорный смех сорвался с ее губ, и этот звук застал врасплох всех вокруг во второй раз.

Улыбка Бастьяна стала шире, сверкнули его белые зубы, на миг заставив Селину позабыть обо всем на свете. Они выглядели так идеально, клыки почти что как у волка. Что-то в этой улыбке вызвало у Селины подозрения, будто бы она смотрит на картину, а не на живого человека. Может, произведение Рембрандта, мастера, которому всегда удается уловить мелкие детали, упускаемые всеми остальными, удается представить своих героев в инородном свете.

Своевременное напоминание, что такие люди, как Бастьян, смотрят на мир сквозь розовые очки. Сквозь завесу, сотканную из богатства и вседозволенности.

– Не влюбляйтесь в меня, – выпалила Селина, не подумав. – Ничего хорошего из этого не выйдет.

Ее слова стали для Бастьяна сюрпризом, она видела это по его лицу.

– А что, вы намереваетесь разбить мне сердце?

– Именно так.

– Принято к сведению. – Бастьян, кажется, наслаждался собой. И имел на это полное право. Селину злило, что на самом-то деле и она сама наслаждается его обществом. Немало недель прошло с тех пор, как она могла посмотреть на мужчину без подозрений, закрадывающихся к ней в голову.

В следующую секунду улыбка Селины исчезла.

Пиппа появилась на верхних ступенях лестницы, а следом за ней и Одетта. Простое платье Пиппы из вуали спереди выглядело мокрым, однако пятна больше походили на воду, чем на вино. Селина отшагнула от Бастьяна, сложив руки за спиной, глядя в пол, точно ее только что уличили во вранье.

Бастьян уставился на нее с непониманием, на его лице появилось странное разочарование. Всего на секунду, но так, точно холодная рука вины схватила Селину за горло, мешая ей сглатывать. Точно ее подсознание было уверено, что она каким-то образом несправедливо себя повела по отношению к Бастьяну. Но разве такое возможно? Молодой человек вроде него не станет переживать о том, что подумала о нем какая-то девчонка, которую он только что повстречал. Он сам это сказал: он будет последним, кто станет пытаться ее переубедить.

Конечно же, Бастьян тоже сделал шаг назад. Расправил плечи, и его нахмуренные брови скрыли его взгляд, а тень снова упала ему на лицо.

И еще раз грудь Селины кольнуло чувство вины. Она тут же отогнала его прочь. Если Бастьян не считает необходимым объяснять свои поступки, почему должна она? Да и кроме того, негоже ей было наслаждаться его обществом, учитывая его поведение ранее этим вечером.

Они словно два поезда, направленные по курсу столкновения. Для всех будет лучше, если они не станут сближаться.

По крайней мере, таким образом они смогут избежать столкновения вовсе.

Одетта подошла к ним, держа руки в карманах своих брюк, прядь волос выбилась из ее прически и упала на лицо.

– О, ну и приключение же мы пережили. Никогда бы не подумала, что вуаль – такая упрямая ткань. – Она вопросительно изогнула брови: – Что мы пропустили?

Селина приподняла плечо, точно скучала.

– Я лишь пересказала месье Сен-Жермену наши неприятные чувства от первой встречи. – Она вздернула подбородок. – А точнее, от выраженной им неподобающей жестокости.

Бастьян ничего не сказал, поджав губы. Селина чувствовала тяжесть его взгляда, как металл в его глазах становится холоднее с каждой секундой.

– Жестокости? – Взгляд Одетты переместился с Селины на Бастьяна и обратно. – Qu’est-ce que tu as fait?[68] – обвиняюще спросила она, ее милое личико помрачнело, а ладони сложились в кулаки, и кожа на них стала похожа на отполированный белый мрамор. – Сделай мне одолжение и не разрушай мою дружбу, по крайней мере, до того, как я успела ею обзавестись, s’il te plait[69]. – Тяжело дыша, Одетта вытащила лакированный веер из своего пышного рукава и распахнула его.

Бастьян колебался короткое мгновение. Затем в уголках его губ мелькнуло веселье.

– Жестокость в ответ на жестокость – это и есть одолжение, ma souris[70]. И, может, в поиски подходящих для себя друзей тебе следует выбирать менее безвкусных персон.

Веер Одетты захлопнулся.

– Ты не посмел.

Он выгнул бровь, взглянув на нее, но ничего не ответил.

– Ах ты демон, – сказала Одетта. – Я предупреждала тебя, говорила не вмешиваться в мои дела с Левеком. Что ты натворил? – она огляделась по сторонам. – Хотя неважно. Конечно, ты мне не расскажешь. Я просто спрошу у Арджуна.

– Des questions, des questions[71]. – Бастьян вытянул руку. – Qui a le temps pour ces choses?[72] – и одарил ее своей дьявольской улыбкой.

– Тебе придется найти время, – Одетта презрительно шмыгнула носом. – И я бы не стала гордиться этой ужасной шуткой на твоем месте.

– Некоторые находят меня невероятно умным.

– Grâce а Dieu[73], я не из числа этих людей, – возразила Одетта, – ибо мне не нужны твои золотые запонки… или же твое обаятельное личико.

Селина тихо рассмеялась.

– И каждый вольно тратит свой досуг[74].

Бастьян повернулся к ней, на его лице не отразилось ни единой эмоции. Медленно кивнул.

– И каждая цитирует Шекспира, когда ей нечего больше сказать.

Щеки Селины вспыхнули. Смущение разгорелось внутри ее, когда Пиппа взяла ее за руку, пытаясь утихомирить.

Стиснув зубы, Селина повернулась к Одетте.

– Простите, но у нас не так много времени. Мы можем пойти куда-нибудь, чтобы закончить снятие мерок? – Она сделала паузу, голос отражал ее негодование. – Куда-нибудь, где нет нежелательных глаз?