Книга Айвири. Выбор сердца - Татьяна Серганова

— И куда ты в этом собралась?

Всё ясно. Разговор предстоял долгий и тяжелый. Он уже готов к борьбе и моему проигрышу. Заочно.

— В обитель.

— Думаешь, Ларкас позволит тебе? — насмешливо поинтересовался отец, проходя вглубь комнаты и присаживаясь в кресло.

Это было немного… обидно.

— Нет, не думаю. Я не дура, отец, и понимаю, что княжну Айвири ликаны из замка не выпустят.

— Я никогда не считал тебя дурой, дочка. И рад, что ты понимаешь всю тяжесть сложившейся ситуации. Поэтому прекращай дуться, переодевайся назад и пойдем.

Он считал, что это просто блажь? Что я всего лишь набиваю себе цену? Ох, папа… что же ты делаешь? Ведь ты совсем меня не знаешь… Никогда не знал. Вполне возможно, я для тебя всё та же худенькая девятилетняя девочка, которая ушла в обитель много лет назад.

— Нет, — спокойно ответила я, поворачиваясь к нему боком и принялась аккуратно расставлять склянки, наводя порядок в саквояже.

Баночки, конечно, сделаны из специального ударопрочного стекла и не побьются в пути, но звенеть будут противно.

— Айвири, ты не понимаешь…

— Нет, отец, это ты не понимаешь. Помолвки не будет.

«Настойки из пустоцвета сюда, экстракт боярша сюда, а вот этому сбору тут делать нечего… поставлю рядом с мешочком сухих трав…»

— Она фиктивная.

— Никакой не будет.

«Мазь из каучиного дерева положить сюда, а настойку из горевесника в этот кармашек…»

— Айвири, — голос отца стал жёстче.

Князь Рогнар очень не любил, когда ему перечили. Даже если это любимая дочь, которая обычно своеволием не страдает.

Мало того, что возражала, так еще и игнорировала, полностью сосредоточившись на своих склянках.

Интересно, если бы я с самого начала стала ему перечить, отстаивать свою точку зрения, показывая характер, которого не было, его отношение бы ко мне не изменилось?

Глупые мысли, неправильные. Не о том сейчас стоило думать. Но я была слишком взвинчена, чтобы прогнать их до конца.

— Я не буду участвовать в этом обмане, — выпрямляясь и захлопывая саквояж, повторила ему. — Не стану играть.

— Если ты думаешь, что князь Аули будет против, то ты ошибаешься.

— А княжича вы спросить забыли и выбора не оставили, — усмехнулась я, оборачиваясь.

Непокорный локон выбился из косы и упал на лицо. Я привычно сдунула его, продолжая смотреть на отца. Прямо в глаза. Не боясь и не стесняясь.

— Княжич Аймат должен ответить за свой проступок. И его отец думает так же.

Князь никогда не ошибается. И уверен в своём слове. Хорошее качество для правителя, но не для отца.

— Нет, не должен, — возразила я, срывая невесомую шаль со спинки стоящего рядом стула и аккуратно складывая. — Никто не обязан играть в эти игры.

— Айвири!

Появились металлические нотки. Он даже руки скрестил, закрываясь от меня.

Больно? Немного.

И тяжело.

Раньше в разговоре с ним я испытывала вину, за то, что родилась такой, за печать, за само своё существование. Сейчас вина тоже была, но совсем чуть-чуть.

Обиды было больше.

— А ты спросил, чего я хочу, отец? — устало поинтересовалась у него, бросая шаль на саквояж.

— Я всегда спрашивал.

— Да, — согласилась я. — Спрашивал, но не слышал, поступая так, как считал лучше. Я очень люблю тебя, пап. И всегда любила. Прости, но ты неправ. Я же просила не устраивать эту показуху, не тащить меня на свадьбу. Говорила, что это плохо закончится, но ты меня не слушал. Зачем всё это? Зачем заставил играть роль своей дочери?

— Потому что это не роль. Ты моя дочь.

Я привычным жестом, приподняла руку, демонстрируя ему запястье.

Рукава платья послушницы были широкими, специально для того, чтобы нам не приходилось мучиться, показывая свою принадлежность к касте послушниц.

— Я слуга Лаари. Всегда была и всегда буду. И это не изменить. Никому. Дар останется со мной на всю жизнь, как и долг служить богине и людям. Привозя меня сюда из года в год ты преступал закон. Мы все преступали. Но это одно преступление, а сейчас ты хочешь нарушить ещё один наказ. И тянешь за собой молодого княжича.

— За него волнуешься?

— За всех. Поэтому сделаю то, что должна.

— Что? Побежишь к ликану каяться? — вдруг усмехнулся отец, вытягивая вперёд ноги. — Надеешься на его прощение? Так не будет этого. Отвергнутый мужчина способен на тяжкие поступки.

— И не только мужчина, — многозначительно произнесла я. Но он не понял. — В любом случае, я готова взять вину на себя. Скажу, что попросилась, что так хотела побывать на свадьбе Айвы, что пошла на нарушение закона.

— Я не позволю тебе!

— Отец, ты не сможешь меня остановить.

— Я князь! — вскакивая, прикрикнул он.

О да, князь. Один из тридцати вершителей судеб. Но даже они не всесильны.

Печать, повинуясь моему мысленному приказу вспыхнула золотом, засияла, загорелась, вкладывая силу в слова, сорвавшиеся с моих губ.

— Я — Айвири, послушница Лаари! И вы, князь, не имеете право меня удерживать.

Голос звучал глухо и незнакомо.

И каждое слово отзывалось болью в сердце.

Прости меня… прости…

Отец отступил, отвёл первым взгляд и отшатнулся, признавая власть богини, стоящей за моей спиной. Он сразу весь будто сжался, уменьшился, плечи поникли, лицо осунулось и морщины стали более четкими.

— Я не пойду к Ларкасу, — произнесла я тихо, опуская руки. — Просто уйду.

— Ты же сама сказала, что ликаны тебя не пропустят, — устало ответил отец, вновь приземляясь в кресло.

— Я сказала, что они не пропустят твою дочь, послушницу никто не смеет удерживать. Надо лишь немного изменить внешность.

— И как ты это собираешься сделать?

— Старая Нэнни здесь в замке. Она поможет.

Старушка пришла минут через десять. Она тяжело вошла в комнату, опираясь о деревянную изогнутую клюку, конец которой громко стучал по полу.

Женщина села в предложенное кресло и, вздохнув, оглядела нас по очереди.

Мне стало немного неприятного от её проницательного взгляда выцветших светло-голубых почти белых глаз. Увидела, что блокировки нет? Или просто рассматривала? Трудно понять, но я поёжилась и по позвоночнику прошелся ощутимый холодок.

— Ох, и натворили вы дел, княже, — произнесла Нэнна наконец.

— Нам нужна помощь, бабушка, — быстро произнесла я, опередив отца, который сейчас был в таком состоянии, что мог сболтнуть чего лишнего, обидев старушку.