Книга Красавец для чудовища - Евгения Кретова

Инга почувствовала, как в горле стало тесно, в носу яростно щипало и рвалось наружу, на щеках стало горячо и сыро. Это хуже, чем тогда, с Хромовым. Это в сто тысяч раз хуже. Потому что сама хотела поверить! Сама его придумала. И сама вляпалась по уши, по макушку. Как босыми ногами в топкое болото увязла!

Инга откинулась на спинку кресла, поджала под себя ноги и, обхватив колени, сцепила пальцы замком. В голове, словно шарики от пинг-понга метались мысли. Странные, разрозненные, чужие. Среди них степным ковылем клонила головку надежда, что все хорошо. Что его нет по какой-то другой причине. Сотовый мог разрядиться, он сам мог уснуть в пустой квартире. Да, той самой, куда она, в общем-то может поехать и убедиться сама, что он на месте. Долго долбиться в дверь, чтобы увидеть его заспанное осунувшееся лицо, всклокоченную шевелюру и гладкую грудь без единого волоска. А потом он устало напоит ее кофе. И вообще стыдно думать гадости о человеке, с которым вот только несколько часов назад одновременно горела, как свечка.

«А что, если, дело не в деньгах? – кольнуло под грудью, припечатав насквозь. – Он ведь получил, что хотел».

Что там принято в Калуге? Крестик в послужном списке? Галочка? Должность покоренного сердца? Инга распрямилась, пропуская через себя отчаяние. Пальцы сплелись так крепко, что она перестала чувствовать подушечки, а под ребрами расцветал ледяной ком. Сковывал колени, вымораживал легкие.

Едва слышно тренькнул, останавливаясь на этаже, лифт.

Почти одновременно пискнул сотовый Инги, оповестив о принятом сообщении.

Инга прекратила раскачиваться и прислушалась: мягко прошелестели двери, открываясь и пропуская на этаж кого-то невидимого ей. Сердце взорвалось горячим, обожгло грудную клетку и ухнуло вниз, в ледяную бездну. И тут же подскочило, уперлось в гортань. Инга замерла, превратилась в слух.

Звук торопливых шагов приглушало ковровое покрытие, но она отчетливо слышала, что кто-то направляется к ней, в приемную. Дышалось тяжело, словно воздух стал гуще и острее.

Инга уставилась в проем.

За полупрозрачными вставками в приемной мелькнула светлая рубашка и всклокоченная голова, похожая на нечёсаную львиную гриву. Фигура бросила на стул для посетителей что-то тяжелое, замерла на входе, толкнула дверь ее кабинета. Стук костяшкой указательного пальца по стойке.

– Ин, ты тут? – дверь дернулась внутрь, распахнулась.

На пороге настороженно замер Швецов: руки нырнули в карманы брюк, голова чуть наклонена влево. Инга не шевелилась. Спросить, где был? Как ревнивая женушка? К горлу подступил ледяной комок, горький на вкус, едкий и жгучий.

– В молчанку играть будем? – он невозмутимо прошел в кабинет, замер напротив, у брифинг-приставки. Прищурился, что-то обдумывая. Инга продолжала молчать, смотрела холодно и независимо, даром, что брюки оставила на диване, а плед сполз с плеч, демонстрируя острые колени. Швецов кивнул. Бросил, поворачиваясь к выходу: – Ну, океюшки, я думал, тебе интересно, где твои документы, а раз не интересно, то… – он спрятал самодовольную ухмылку, поймал шумный вздох в спину.

– Где? – Инга, забыв о своем виде, вскочила. – Стой!

Швецов повел плечом, посмотрел свысока на голые ноги начальницы:

– Может, оденешься?

– Ты будешь говорить?

Он снова повернулся к ней, посмотрел лукаво:

– Документы из офиса не выносились. Они спрятаны где-то здесь.

Швецов

– То есть как здесь? – Инга опешила. – С чего ты взял?

Василий направился к выходу. Инга за ним. Он толкнул дверь в приемную, кивнул на прошитую стопку счетов-фактур за прошедший месяц.

– Взял в бухгалтерии. Полина Артемовна подтвердила, что все документы формируются и подшиваются одинаково, – приподнял увесистый «кирпич», переложил на свой стол. – Как мы выяснили в первый день, отсутствуют четыре папки: восемнадцатая, девятнадцатая, двадцатая и двадцать четвертая. То есть за май и одна за июнь. Каждая, как утверждает Полина Артемовна, объемом примерно одна пачка А-четыре. Одна пачка, если верить поисковику, весит два с половиной килограмма. Итого, один контейнер семь с половиной кэгэ. Плюс еще июньская папка. Всего десять кэгэ, – он присел на край своего стола, скрестил руки на груди. Инга присела на освобожденный от архивной папки стул. Уставилась на Швецова. – Все папки прошиты вот так же, – он придвинул папку-образец, ткнул пальцем в аккуратные дырочки от дырокола по центру листа и отверстия чуть меньшего диаметра по краям. – Центральные широкие отверстия делаются стандартным дыроколом по мере работы. Бумаги собираются в обычные канцелярские папки с металлическим креплениями. Далее, по факту закрытия месяца, бухгалтерия их пронумеровывает, описывает и прошивает для архивного хранения. При этом сверлом… Да-да, не смотри на меня так, сверлом, ваша Полина Артемовна затейница оказалась… Итак, сверлом проделываются четыре отверстия по краям. Через них, собственно, продевается нить. На обороте делается узел, который фиксируется бумажной наклейкой и скрепляется печатью. Вот так, – он продемонстрировал папку со всех сторон.

– Обалдеть, – Инга почувствовала, что очень голодна. И кофе очень хотелось.

– Я тоже так думаю, – он почесал подбородок. – Это я все к чему тебе говорю? К тому, что разобрать такой кирпич, не обратив на себя внимания и не спалившись, не реально: кабинеты у всех общие, плюс кругом камеры, включая коридоры, кабинеты, и зону отдыха. Я проверил. Слепых зон нет. Архив – вообще проходной двор, как мы недавно выяснили. Другое дело, что данные с видеокамер не хранятся дольше декады. То есть тупо высмотреть, кто шастал по офису с аналогичным прессом, не получится, – он с сожалением цокнул языком, устало стряхнул с лица усталость. Инга только сейчас увидела, что у него красные воспаленные глаза.

– И что это означает, – прошептала.

– Получается, что четыре папки общим весом десять кэгэ, могли вынести только сунув в сумку еще там, в архиве. И проверить, кто это был мы не можем, так как данные не хранятся долго, – он посмотрел на Ингу, улыбнулся виновато: – А, я это говорил, кажется. Кофе хочешь? – Инга автоматически кивнула.

Он вернулся в ее кабинет, зашуршал кофемашиной. Инга вытянула шею:

– Так это, что – все? Расследование калужского Пуаро зашло в тупик?

Он выглянул из-за двери, повис на верхней планке косяка:

– А вот сейчас было обидно, – кошачьи золотистые глаза посмотрели с осуждением: – Далось тебе мое темное прошлое, да?

Инга покраснела:

– Прости, это я не подумала. Столько пафоса было. А, по сути, пока ноль полезной информации, – она спрятала замерзшие ладони между коленями, отвернулась.

– Это для тебя ноль полезной информации. Потому что ты узконаправленный специалист, который нифига не соображает, кроме своих статей и исков, – Инга медленно перевела на него вытянувшееся лицо. До того, как она что-то ответила ему, Швецов по-мальчишески шмыгнул носом: – Съела? – и тут же вернулся к своим рассуждениям: – Но в отличие от таких салаг, как вы, ребята из службы безопасности бизнес центра, ничего не удаляют.