Книга Научи меня ненавидеть - Ирина Шайлина

Я вспомнил тот день, миллион лет назад, на даче. Жаркое солнце, соленая кожа. На спине Мышки нелепая татуировка, вызывающая нелепые желания. Моя голова на коленях девушки, как же её звали? Она говорит что-то, а я пытаюсь не смотреть на неё. На Мышку.

А потом, ночью, словно вор, словно преступник, прячась от самого себя, яростно дрочил, вспоминая её руку в своей руке и себя же ненавидел. Чувствуя себя униженным за то, что хочу её. Но этого больше не повторится. Я, блядь, взрослый уже мужик и дрочить, думая о бабе, не буду. Из принципа. Тем более думая о Мышке.

Я прибавил холодную воду. Подумал и прибавил до упора. Ледяные струи упруго били по коже, сначала обжигая, а потом начиная казаться даже почти теплыми. Я стоял так долго, сколько смог.

Вышел из душа, пошлепал босыми мокрыми ногами по коридору. Я знал, что надо делать. Надо позвонить этой ведущей. И все. Есть много секса, нет никаких проблем. Визитка была в кармане пиджака. Я точно помнил это.

Поднял пиджак с пола, пусто.

— Животное, ты визитки не видело? — спросил я, входя в комнату.

Бублик покосился на меня и вернулся к своему занятию. К догрызанию белого квадратика тисненой бумаги. Блядь.

— Видело, — констатировал факт я и пнул пиджак ногой.

Он пролетел по комнате и упал за креслом.

А я подумал — номер Валерии есть у Мышки. Наверняка. Это же прекрасный повод…

Я одёрнул сам себя, остановился, замер как в копанный посреди комнаты, вызвав недоумение Бублика. Повод для чего? Встретиться с Мышкой? Я вообще в своём уме?

ОНА.

Я такая милая.

Чертовски. Невыносимо.

Такая милая, что сдохнуть хочется.

Набухал почками стремительно наступающий май. Солнце жарило не по-детски. Словно опомнилось, что весна наступила, что пора. Я сидела в едва заметной, ажурной тени куста и плавилась от жары. Меня имели мои же клятвы.

— Толик, ты ещё долго?

Толик оторвал взгляд от кривого куличика, по которому бил лопаткой, посмотрел на меня и расплылся в улыбке. Это создание все ещё отказывалось со мной разговаривать, но ладили мы настолько прекрасно, насколько это возможно.

Я похлопала себя по карманам джинсов, проверила карманы лежащей на скамейке куртки — пусто. Забыла телефон. А надо позвонить Вере и спросить, когда она уже заберёт своего ребёнка? Не верю, что визит в парикмахерскую может затянуться на четыре часа. Позвонить маме, может, она уже вернулась. Надо принять душ, смыть с себя пот. Нужно обязательно привести себя в порядок, у меня впереди ещё одна встреча по поводу организации свадьбы, чтоб её. Хотя я тут же устыдилась — и так наломала дров. Теперь нужно быть паинькой.

И почему же так хочется курить? Я повертела головой — одни мамочки. И не у кого стрельнуть сигарету, которую я могла бы скурить, спрятавшись от чужих взглядов за углом. Хотелось в душ, сигарету, умереть. Именно в таком порядке.

— Толик, милый, пойдём домой!

Толик предпочел сделать вид, что меня не слышит, и продолжил деловито разрушать плод труда своих рук. Я чертыхнулась.

— Толик, я тебе конфету дам. Две.

Ребёнок поднялся, отряхнул с коленок налипший на них песок, положил лопатку в ведро и протянул мне маленькую ладошку. Я не выдержала и улыбнулась.

— Пойдём.

Мы пошли к дому, мне приходилось приноравливаться к его шагу. Гулять с ним было даже интересно. Можно было воображать, что я его мама. А ладить с ним посредством торга было очень-очень просто.

— Толик, я тебе нравлюсь? — зачем-то спросила я.

Ребёнок не ответил, задрал голову в полосатой шапочке и улыбнулся. Надеюсь, это положительный ответ. Отрадно осознавать, что хоть кому-то из мужского племени я нравлюсь. Пусть даже этому мужчинке ещё нет четырёх лет, но тем не менее…

Толик потянул меня к лифту, я привычно на лестницу.

— Топай ножками, дорогой. Это же полезно.

Ребёнок молча согласился. Я даже привыкать начала к такому одностороннему общению. В подъезде было прохладно и чуть пахло хлоркой — уборщица работала на совесть. Толик старательно шагал и пыхтел. Блин, к детям так быстро привязываешься. Даже к таким маньячным.

— Один, — сказала я, подняв ногу на очередную ступень. — Два. Три.

Так и шагали, считая ступени до своего третьего этажа. Толик так старался шагать со мной вровень, так прислушивался, что сердце моё не выдержало. Меня видимо сильно припекло солнце, но маленький Толик маньяк начал меня умилять.

— Мам, ты давно дома? — крикнула я вглубь квартиры, развязывая шнурки на детских кроссовках. — Видишь, я давно тебя могла сдать, а все гуляла.

— Примерно час, — ответила мама. — Света, у нас…

Она не успела договорить. Я бросила куртку, шагнула на кухню, увлекая за собой ребёнка и размышляя над тем, как дать ему конфету и остаться непойманной мамой. О, надо увести его в ванную, мыть руки и там сладкое и скормить! Я не обратила внимания на встревоженный мамин голос, на Толика, который тыкал пальцем, как всегда молча, в угол прихожей. Зря. А хотя что я могла бы изменить? Назад перемотать? Лет на пять?

В углу прихожей скромно стояли мужские ботинки. Это я поняла уже слишком поздно, когда увидела их обладателя сидевшим на маминой кухне и пившим чай из моей чашки. Антон.

Он улыбнулся, мама развела руками, Толик прижался к моей ноге.

— Привет, — сказал Антон, как ни в чем не бывало. И улыбнулся ещё раз. Видимо для большей убедительности. — Ты не брала трубку.

— Может, потому, что не хотела с тобой говорить?

Я устало опустилась на табуретку. Мама отводила взгляд. Ну не скандалить же при ней? И тем более при Толике. Ему вздорной мамаши за глаза.

— Мам? — позвала я.

— Ну что я могла сделать? — не выдержала наконец она. — Он твой муж!

— Бывший, — уточнила я. Антон поморщился.

— Он пять лет был моим зятем. И не может в одночасье стать чужим человеком. Пожалуйста, разбирайтесь сами. Толик, пошли гулять.

Я вскипела. Она думает, мне легко? Взять и вырвать из своей жизни человека, который и мне чужим не был? Антон отпил ещё чай и потянулся за пирожком. Я, блядь, страдаю, а он чай пьёт. С пирогами мамиными.

— Вкусно? — спросила я.

Антон молча кивнул — рот занят. Я потянула к себе блюдо с пирожками. Взяла в руку один, румяный, ароматный. Мама всегда была на них мастерица. Размахнулась и кинула в него. И даже попала. Прямо в лицо.

— Жри, — и кинула второй. И снова попала. — Если тебе вкусно.

Антон замер. Даже руку с надкушенным пирожком в сторону не отвел. Видимо был слишком ошарашен моей выходкой. Конечно, я столько лет была хорошей девочкой. И была бы дальше, если бы кто-то не вышел за рамки. Лишь намёк на воспоминание — и ярость бурлит с новой силой. Очередной пирожок сминается в моих пальцах, на пол падает ароматная начинка.