Книга Чёртовы свечи - Александр Ступин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто придумал жить в многоэтажках? Хочу жить в пусть маленьком, но своём домике с садиком за окном.
Быстро прошёл вечер: ужин, телевизор на пятнадцать минут (больше выдержать никто из нас не в силах), взгляд в окно на двор.
Дети ложатся спать, я и Лариса на кухне. Пока тихо. Нас ещё нет. Мы застряли во времени, поскольку вернуться должны были через неделю. А что чувствовали те, которых уже «заместили»? Это была смерть или нечто иное?
Греческий историк Геродот писал об особом ритуале, связанном с Залмоксисом, фракийским правителем, целителем; народом он почитался как бог. До того как стать фракийским правителем, Залмоксис побывал рабом у Пифагора (V–VI века до нашей эры, хм…), он был знаком и с Платоном. Легендарная личность, куда до него нашим «назначенцам».
Так вот, в те времена каждые четыре года к богу отправляли посланника, чтобы сообщить ему о своих нуждах. Кидали жребий, и того, кому «повезло», подбрасывали в воздух, подставляя снизу три копья. Падая, он натыкался на них и умирал. Так выглядела тогда «прямая линия». Но избранник верил, что шёл не на смерть, а на встречу с богом; наверное, перед ритуалом долго выслушивал различные просьбы от соплеменников, старался запомнить, чтобы передать Там всё слово в слово. Может быть, и мы такие же невольные избранники?
У меня нет возможности тратить много времени на раскрытие тайны «чёртовой свечи». Нет времени и средств. Все мои предшественники были, так сказать, бюджетниками и не думали о простом житейском: «Где взять деньги, чтобы прокормить семью». Мы же с некоторых пор люди свободные, хотя и до периода «полураспада» особенно не рассчитывали на государство. (Пушкин записал в дневнике: «1834. 6 марта. Царь дал мне взаймы (!) 20 000 на напечатание Пугачёва. — Спасибо»[29]. Были времена… но я — не Пушкин, Путин — не царь.
В Думе и в правительстве в дни футбольного противстояния заговорили о пенсионерах. Грядёт пенсионная реформа — увеличат пенсионный возраст, сомнений нет.
Моя сестра пенсионерка, и получает 12 тысяч рублей. Если вычесть коммунальные платежи, хватает на хлеб и воду. Она в 68 лет пока работает. Но время упущено: одна нога «союзная», другая — в нынешнем переходном. Не подкопить уже на старость. У меня ещё есть возможность… Что же тогда я этими «свечами» занимаюсь?
Ворчу. Это после просмотра новостей. Если часто слушать новости, да комментарии к ним, то можно поглупеть или того хуже — спятить. На днях перечитывал дневники Л.Н. Толстого и думал: «А ведь не читай он газет, не слушай он всех посетителей-просителей, не влез бы он тогда в это… в роль "зеркала нашей революции", и столько бы ещё написал интересного».
Наблюдать мир со стороны — вовсе не значит быть равнодушным; ты сможешь увидеть гораздо больше. Понять больше, потому что не будешь захвачен дурным влиянием окружающих — близких, родных, знакомых, друзей или того хуже — толпы; не заболеешь «социальным гриппом» и принесёшь Отечеству больше пользы. Выбирай своё место. Как можно дальше от толпы… Прав был Цицерон[30]: «Senatus bestia, senatores boni viri» (лат.) — «Сенат — зверь, сенаторы — добрые мужи».
Каждое утро я подметаю площадку вокруг нашей фирмы. Соседи тоже убирают, но там метут работники. Делают это реже и плохо. Я — каждое утро и добросовестно, даже придумал себе легенду, почему делаю сам. Во-первых, конечно, ненавижу грязь, не переношу неряшливость ни в чём. Понятно также, что неопрятность отпугнёт последних заказчиков. Но я вспомнил и другое: в годы Первой мировой императрица Александра Фёдоровна с дочерьми Татьяной и Ольгой были сёстрами милосердия, перевязывали раненых в лазарете, обрабатывали гнойные раны… Удивительно.
И достойно. Я же убираю раны своих сограждан — их нравственные раны. Они как больные: курят, поглощают несъедобное, трудноперевариваемое и мусор бросают себе под ноги, будто мстят кому-то.
Мету, со стороны посмотреть — дядька с профессорской бородкой, уже седеющий, в очках, с метлой в руках — «наверное, совсем дела плохи»… А у нас на факультете в старосоветские времена преподаватели кем только не подрабатывали: сторожами, дворниками… Где же ещё лекции писать, как не в дворницкой? В те времена водитель троллейбуса получал до 700 рублей, а кандидат наук, доцент — 200 рублей.
Утром Ларисе позвонила мама: умер родственник Николай Павлович Лотошников — муж её сестры Аллы, которой не стало лет пять назад. Он жил один в соседнем подъезде одного с ней девятиэтажного дома. Сестра нечасто навещала Ларисину маму, а уж муж вообще был редким гостем. У сестёр с детства отношения были сложными. В семье росли три сестры и брат. Жили небогато, и, как водится, младшие донашивали вещи за старшими. Обидно было. Ларисина мама была старшей. (Прочитал у еврейского литератора В. Гроссмана[31] в его романе «Всё течёт» о русских: «Не звериная ли его жизнь породила страсть к предметам, к просторной берлоге? Не от звериной ли жизни озверел он?»)
Ларисины родственники жили не в «берлоге», а в своём доме, в хорошем месте. Только комнат было две, а семья большая — шестеро. Детство прошло в тесноте и разочарованиях. Потом выросли, разъехались. Но детские впечатления сильны…
Родители Ларисы — люди пожилые, к тому же приболели; им сложно было ходить без посторонней помощи, но не идти на похороны было нельзя. Попросили приехать дочь. Поехала. Вернулась к вечеру. Тяжёлый рассказ. Дядю хоронили в закрытом гробу. Он умер и неделю пролежал в квартире. Соседи вызвали полицию, когда почувствовали запах.
На похороны прилетел из Канады единственный сын — Георгий Николаевич Лотошников, Ларисин двоюродный брат. «Джорджем» теперь, наверное, зовётся. Он уехал в Канаду сразу, как только появилась возможность, — в конце 1990-х годов, но мечтал уехать со школы, ещё при Советском Союзе. Моя жена рассказывала, что её кузен уже тогда чувствовал себя иностранцем. В школе любимым предметом у него был английский; ко всему русскому, отечественному и в семье относились снисходительно. Хотя все Лотошниковы институты закончили, но звёзд с неба не хватали — ни должностей, ни званий учёных не получили. Закончив, как и отец, политех, брат стал инженером-электриком; также пошёл работать на завод, но вот свершилось чудо: распад СССР, свобода. Не раздумывая, стал пытаться эмигрировать в Канаду. Добился своего — получил визу, уехал, а позже перевёз семью…
