Книга Ты и сам всё знаешь - Дарья Сорокина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он наблюдал, как размалёванные губы дуют на горячий напиток, а затем оставляют жирный след на кружке. Помада размазалась по лицу, и сидящие за соседними столиками откровенно посмеивались на чудаковатой посетительницей.
— Можно? — мужчина опустил кончик бумажной салфетки в стакан с водой и поднёс к лицу неожиданной подопечной.
Она отставила чашку и позволила ему оттереть разводы. Инспектор не удержался и провёл салфеткой по её губам, уничтожая последствия неумелого макияжа.
— Так-то лучше, прости, но выглядела ты ужасно, — он смущённо улыбнулся, в ответ на не менее смущённую улыбку.
Теперь фраза о красоте не была издёвкой. За столиком сидела уже не чудачка, а очень симпатичная девушка с очаровательным румянцем.
— Спасибо, Даррет.
Инспектор нахмурился:
— Как ты меня назвала?
— Прости, пожалуйста, — она вдруг замахала руками, — ты просто очень похож на… На него, — тонкий указательный пальчик ткнул в сторону потрёпанной книжки, — Это Даррет Хиз, главный герой серии о…
— Я знаю о Даррете Хизе, просто первый раз слышу такое странное сравнение, — снова улыбнулся инспектор, а затем ещё раз очень внимательно посмотрел на незнакомку.
— А ведь я тебя знаю! Линнеркут, ты же!..
Глаза девчушки расширились от испуга, она вцепилась в сумочку и попыталась встать, но мужчина грубо перехватил её руку. Беглянка потеряла равновесие и качнулась на стол, опрокинув на себя чашку с горячим какао.
К ним тут же подбежали работники и принялись поднимать осколки и вытирать разлитый напиток.
— Я оплачу, — двойник Даррета Хиза не выпускал пленницу, нервно покусывая губу.
Вот ведь дерьмо! Натолкнулся на девчонку псионика в Лос Винтаго, в эпицентре волнений вокруг сверхлюдей. Её здесь заживо сожрут, а им закусят.
— Пошли отсюда, — инспектор потянул за собой давнюю знакомую, которая успела схватить со стола недоеденный сэндвич.
— Какого чёрта, ты тут забыла?! — он почти кричал на неё, а бывшая воспитанница приюта в Линнеркуте жадно вгрызлась в мягкую булку и невнятно ответила:
— Тебя искала!
— Ты больная на всю голову! Знаешь, что с тобой могут сделать пикетчики в этом городе?
— Не сделают, я просчитала вероятности, — с набитым ртом возразила псионик.
— Дура! — разозлился инспектор. — У нас обоих будут неприятности!
— Не будет ничего, Даррет!
— Хватит меня так называть.
— Но ты похож очень.
Мужчина обернулся на здание, в котором расположился его участок и простонал. До конца обеда оставалось всего пять минут, а куда девать свою преследовательницу он не представлял.
— За мной, — зло бросил псевдо-Даррет Хиз и сильно дёрнул за руку свою новую проблему.
Она не вырывалась и цокала по мостовой сбитыми каблуками старых туфель. Мужчина вёл её прямо к месту работы, а резко затем свернул в небольшой проулок, где стоял неказистый паромобиль.
— Твоё? — с неподдельным восхищением спросила девушка.
— Да, — смягчился инспектор и зачем-то принялся оправдываться: — Его бы до ума довести. Только вот руки не доходят.
— Доведёшь!.. У нас будет шикарная машина, — мечтательно прикрыла глаза девушка.
— Садись и жди меня. Постараюсь уйти с работы пораньше и будем думать, что делать с тобой дальше.
— Я замерзну за это время, — девушка уселась на заднем сидении и принялась пожирать глазами своего спасителя. Он снял потрёпанную кожаную куртку и кинул ей на колени.
— Надумаешь свалить — куртку оставишь, эта моя любимая.
— Буду ждать тебя, Даррет.
Мужчина рыкнул что-то невнятное и громко хлопнул дверью паромобиля. Он чувствовал, что ещё пожалеет о своей импульсивности и комплексе героя. Даррет Хиз, ха, это даже не смешно.
Мужчина на всякий случай обошёл паромобиль, открыл капот и осторожно вытащил свечи. Вдруг девчонка решит удрать вместе с его машиной.
— А что это ты делаешь? — раздалось позади, и двойник Хиза от неожиданности ударился головой о крышку.
— От тебя защищаюсь, — мужчина потёр ушиб. — Вдруг ты малолетняя угонщица-аферистка.
— Малолетняя? Как же! — девушка лишь хмыкнула.
Она не выглядела обиженной. Напротив, заинтересованно разглядывала внутренности паромобиля, затем, указав на паутину из толстых шлангов, спросила:
— Что это?
— Газораспределительная система, — хозяин раздражённо закрыл капот, озираясь по сторонам.
Он боялся, что у девчонки на лбу написано, что она псионик, а недоброжелатели уже точат виллы и поджигают факелы за углом ближайшего дома.
— Садись обратно. Живо! И не высовывайся, пока не приду!
— Тебя сегодня отпустят пораньше, — мурлыкнула девушка и скрылась в салоне.
Инспектор уже прилично опаздывал на работу, как вдруг знакомый заигрывающий голос окликнул его с противоположной стороны дороги. Чужое имя, вот только обращались точно к нему.
— Даррет Хиз!
Он встал как вкопанный и медленно повернул голову. Бэсс грациозно лавировала между скулящих и шипящих паромобилей, виляя пышными бёдрами. Одной рукой она придерживала воротник пальто, а в другой несла ту самую книжку.
— Смотри-ка, откликаешься, следователь Даррет Хиз! Вы оставили на столике ваше чтиво!
— Это не моё, — он всё равно взял книгу. — И не надо меня так больше называть, Бэсс!
— Простите-простите, офицер, — рассмеялась официантка, махнула рукой на прощание и побежала обратно в кафе.
Мужчина тяжело вздохнул и вновь взглянул на обложку. Теперь эта кличка прочно прицепится, и весь персонал забегаловки будет звать его именно так. Если не в лицо, за глаза точно. Главное, чтобы прозвище не перекочевало и на работу.
— О! Даррет Хиз, — тяжёлая рука опустилась на плечо инспектора.
Он резко вырвался и зло посмотрел на коллегу. Бэнди Корт добродушно улыбался.
— Чего тебе?
— Эй, старик, ты не в духе, что ли? — растерялся толстяк.
— Нет, но если ещё раз услышу это имя, клянусь, выйду из себя! — предупредил мужчина.
— Так я же не о тебе. Я про него, — пухлый палец ткнул в чёрно-белое лицо на обложке.
— Прости, Бэн, денёк паршивый, извини, что сорвался.
— Да не бери в голову, — отмахнулся увалень. — А ведь ты, и правда, на него похож. Вот реально одно лицо, как я раньше не замечал?
Инспектор лишь бессильно простонал и швырнул книжку к себе на стол. Крохотное рабочее место, отгороженное г-образной перегородкой от других сотрудников, не давало никакого уединения, и ему пришлось сделать над собой усилие, сохраняя невозмутимый вид.