Книга Древняя Русь. От Рюрика до Батыя - Дмитрий Пучков

Итак, князей выгоняли, а власть князя увеличилась. Парадокс! Казалось бы, посадник – главное лицо в Новгороде, а количество актов, которые скрепляются его рукой, стремительно сходит на нет, уступая место княжеской юрисдикции. Здесь понятно, что новгородцы опасались чрезмерного усиления той или иной боярской семьи, которая предоставляет в данный момент посадника, и нужно было максимально ограничивать их власть. С князем бороться не было нужды, потому что он все равно без вече ничего не мог осуществить, а выгнать его можно было в любой момент. Поэтому князь выступал как третейский авторитет, как варяг, которого приглашали к себе.

Этот парадокс – яркая иллюстрация процессов, которые вызываются объективным общественным законом отрицания собственного отрицания: борьба бояр за самостоятельность от киевского князя привела к усилению именно княжеской власти. Как говорится, за что боролись, на то и напоролись. Как только бояре получили возможность призывать князей, они получили известную самостоятельность на вече, и немедленно исчезла их сплоченность перед лицом внешней угрозы, например, из Киева. Так началась внутриклассовая борьба, которая продолжалась до конца XV века.

Исследователь Пассек называл Новгород «нашей Англией», имея в виду его торговые интересы и насыщенную внутреннюю политическую жизнь. Однако было бы точнее назвать его «нашей Венецией», потому что для Англии все же Новгород маловат, а для Венеции – в самый раз. Важно понимать, что вся борьба внутри боярских клик (несомненно, олигархических) так или иначе опиралась на те или иные межкняжеские процессы, которые происходили на Руси. Потому что ни одна из княжеских группировок, существовавшая в то время в Новгороде, физически не могла оказаться значительно сильнее другой – за этим внимательно следили сами горожане.

Новгород – это торговая республика, все живут в городе, чтобы находиться поближе к товарообороту и, естественно, к вече. И бояре тоже живут там. Если в Киеве и Чернигове все боярство стремилось уехать из столицы куда-нибудь подальше, чтобы жить там своим замком, хозяйством и как можно реже попадаться на глаза начальству, то здешние бояре сами были начальством, напрямую связанным с торговлей, поэтому им нужно было находиться в городе. И поскольку бояре постоянно были на виду у сограждан, в случае если они становились слишком богатыми, к ним сразу возникали вопросы. И если боярин не хотел делиться, городское самоуправление могло сжечь и разграбить его усадьбу, что постоянно и происходило. Соответственно, чтобы тебя не сожгли, нужно было известное количество раз в год (чем чаще, тем лучше) устраивать пиры для всего города, то есть кормить все эти 30 тысяч человек за свой счет.

Следовательно, при таком широком душевном подходе разбогатеть сверх меры было невозможно, но если вдруг ты пытался, то тебя могли действительно сжечь, убить, ограбить. И самое главное, что твои братья по классу, другие бояре, пальцем бы не шевельнули, чтобы тебе помочь. Поэтому бояре были вынуждены опираться на три основные силы, которые существовали в то время на Руси: это старшие Мономашичи (потомки Мстислава Великого), связанные во многом со Смоленском младшие Мономашичи (Юрьевичи – дети Юрия Долгорукого), которые опирались, естественно, на Суздаль, Ростов, Владимир, и Ольговичи – чернигово-новгород-северские князья. Все из перечисленных рано или поздно оказывались ненадолго в Киеве, и с этими самоназначениями была напрямую связана внутренняя борьба в Новгороде.

Вернемся на политический Олимп: призвали Святослава Ольговича. В это время произошло столкновение великого князя киевского Ярополка Владимирского со Всеволодом Ольговичем Черниговским. Ярополк сделал ставку на младшего Мономашича – на Всеволода Мстиславича, а Всеволод Ольгович отправил в Новгород своего брата Святослава. Боролись они не столько за Киев, сколько за спорные Курск и Посемье, которые у Ярополка и отняли после разгрома на Супое в 1135 году. Это было только начало, потому что Всеволод уже в 1138 году развязал очередную войну против Святополка. Произошло это после того, как Мономашичи взяли Новгород в блокаду, заставили выгнать Святослава Ольговича и навязали сына Юрия Долгорукого Ростислава Юрьевича. Но Ярополк не растерялся и собрал против черниговской силы коалицию из Мономашичей, Мстиславичей, князей Галицких, Полоцких, и даже король Бела из Венгрии прислал помощь. Вся эта армия пришла под Чернигов, и Всеволод Ольгович, поняв, что в его прекрасной политической схеме что-то пошло не так, был вынужден подчиниться. Хотя ему повезло, ведь в 1139 году Ярополк умер, и буквально спустя месяц его брат Вячеслав был без труда свергнут черниговским князем. Получается, Вячеслав правил всего месяц, и Всеволод Ольгович осел в Киеве.

После захвата Киева в дело включилась ростовская партия, ведь Юрий Долгорукий не мог позволить, чтобы в княжестве вот так спокойно сидел Всеволод. Он поехал в Смоленск, назначил точку сбора войск и пригласил новгородцев поучаствовать. Однако те его не послушали, не захотев ссориться с перспективным великим князем киевским, и тогда Ростислав Юрьевич вынужден был, пока не поздно, бежать к папе в Смоленск к точке сбора войск. Расстроенный Юрий, вместо того чтобы идти воевать с Киевом, развернулся и разграбил новгородский Торжок, все там сжег и развалил.

Владимирское княжество было самой предсказуемой болевой точкой, через которую владимирцы воздействовали на Новгород, ведь через Новый Торг осуществлялся подвоз хлеба на новгородскую территорию, а там со своим продовольствием всегда было сложно из-за очень скудной земли, где ничего не росло.

Бегство Ростислава из Новгорода было связано, скорее всего, именно с тем, что он лишился поддержки со стороны, и решил бежать, пока не поздно, ведь случиться могло все что угодно. А новгородский престол опустел, как пишет летопись: «бе мятеж в Новгороде», то есть оставшись без князя, новгородцы немедленно передрались. Это говорит о том, насколько важен был третейский авторитет, который объединял, как точка опоры, все эти противоборствующие боярские клики. Всех из них мы, к сожалению, не знаем, а можем выявить лишь некоторые. В результате мятежа новгородцы вновь призвали на престол Святослава Ольговича (не только в Киеве люди правили по нескольку раз). А его старший родственник Всеволод был очень обеспокоен тем, что происходит в Новгороде, он же посылал туда Святослава не просто с целью получения определенных политических выгод, поэтому потребовал, чтобы новгородские бояре выдали детей в заложники и отправили их в Киев.

Что интересно: в это время в городе продолжал бессменно править Якун Мирославич, то есть пока князья сменялись, посадник был один и тот же. Из этого видно, что смена князя далеко не всегда вела к смене посадника. Это ясно говорит о том, что фигура посадника по сравнению с фигурой князя не отличалась таким внутригородским могуществом. Якун сохранил свой пост и при Ростиславе Юрьевиче.

Оказавшийся вторично на престоле Святослав решил немедленно занялся репрессиями против тех, кто его сверг. И вся суздальско-ростовская партия, кто не сбежал, была ограблена и посажена в порубы.

Однако, как только ослабла суздальско-ростовская коалиция, сильно усилилась владимирская и черниговская, и киевляне, перепугавшись такого буйства, немедленно, как написано в летописи, «стахе избивать приятелей святославлевых на вече». К Всеволоду в Киев отправили послов со словами: «не хощем сына твоего, но брата хощем». А потом они передумали и сказали: «не хощем ни сына твоего, ни брата твоего, но хощем племени Володимиря», то есть никого из потомков Владимира Мономаха. Им удалось настоять, чтобы Всеволод выдал им на княжение шурина Святополка Мстиславича, родного брата изгнанного из Новгорода в 1136 году Всеволода. Таким образом, Мстиславичи вернулись на новгородский престол, и Святополк княжил удивительно долго – с 1142 по 1148 год.