Книга Смыжи - Петр Ингвин

Возможно, в деле замешаны зеркальные нейроны. Эволюционно их механизм создан для ускоренной адаптации детенышей: эти нейроны возбуждаются как при выполнении какого-то действия, так и при наблюдении за его выполнением кем-то другим. У детеныша это повышает авторитет родителей и доверие к ним. Сформированная через зеркальные нейроны система связей несовершенна, потому что оставляет разум зависимым. Стандартная система более медленна, но более достоверна. В любом случае, отделившаяся от стаи взрослая особь переходит к рациональной форме мышления и в авторитетах не нуждается.

На этом построены все нравственные нормы общества. Зеркальные нейроны также задействуются в эмпатии и понимании действий других людей. И в освоении новых навыков — даже всего лишь путем имитации. А разве здесь, на свадьбе — не то же самое? Люди следуют неким ритуалам, делают, что положено… и возникает нечто новое. Пусть хотя бы в глубине души. Возможно, чтобы разобраться, следует вспомнить энергетическую терапию, которая канула в прошлое, едва начавшись: генная инженерия исправила человека, а нанотехнологии и телесная модификация избавили от болезней, побороли старение для активной жизни, продлили жизнь и сделали людей совершенными внешне. Но заброшенное направление пригодилось бы сейчас, чтобы понять происходящее. Сопричастность, взаимопроникновение, превращение дальнего в ближнего, которого любишь, даже если он тебе чем-то несимпатичен — чем и как это объяснить? Откуда рождается и как передается энергия, которая питает это преображение? Неужели это одно из проявлений великого «Возлюби ближнего своего»?

Мысль прервалась: свадьба шла своим ходом, Максим Масимович провозгласил:

— А теперь — танцы!

Загрохотала на весь поселок музыка из той, что «на все времена» — нечто ритмичное и одновременно мелодичное, зарекомендовавшее себя любовью многих поколений — от пронзительной «Джамайки» и энергичной «Хару Мамбуру» до концептуальной «„На слабо“ жлобы лабали „Алабаи лаяли“» современной арт-войс-труппы «Лобо[To mi]я».

По традиции, первый танец — танец молодоженов. Мишка подхватил свою флегматичную невесту, достойно несшую на лице невозмутимое выражение даже когда они закружили в стремительных чувственных па. Постепенно из-за столов поднимались пары и подключались к телесному веселью. В потоке таких ощущений не получишь.

По окончании танца молодых Максим Максимович станцевал с невесткой, а Мишка в это время — со своей мамой. После этого родственники перекрестно приглашали друг друга — разговаривая, смеясь, знакомясь, и становясь все ближе и ближе.

Милица отметила, что Юля Потанина, долгое время сохшая по Вадиму Геннадьевичу, не расстается с инженером Бурыгиным. Ее глаза блестели, и все нехитрые чувства были на виду. Кстати, инженер тоже намного старше Юли. Это было нормально и никого не волновало. Правда, он не женат. Но они с Юлей обменивались такими взглядами, что, видимо, скоро будет.

На один из туров Милицу пригласил Йенс.

— Вам нравится ваша работа? — спросил он на ухо.

Это подразумевало: «Вы очень привязаны к этому месту или открыты другим предложениям?»

Другие предложения могли быть как рабочего, так и личного характера. Йенсу Милица явно понравилась, и он хотел бы продолжить знакомство — пригласить куда-нибудь, чтобы познакомиться ближе. Только нули знакомятся и флиртуют в потоке, единицам нужно не только видеть, но и чувствовать другого человека, чтобы понять, твой он или нет. Первое впечатление часто обманчиво. Выбор наспех не делается, это не костюм, который завтра можно сменить.

Йенс мог ей понравиться, но сердце было занято. И момент для ухаживания выбран неудачный — в Его присутствии. Конечно, Он только порадуется за нее, и, если дело сложится, однажды они — Милица и Он — возможно, станут родственниками через Мишу-Тильду…

О чем она думает?

— Мне очень нравится моя работа.

— Жаль.

Прозвучало двусмысленно, но за работу пусть обижается работа, а Милица поняла, что он хотел сказать.

— Мне тоже, — мягко добавила она.

Слишком мягко. Йенс воспринял это как возможность надеяться:

— Вы могли бы взять отпуск и…

— Нет, — перебила она. — Моя работа нравится мне очень-очень.

Рядом Максим Максимович танцевал с Раисой Прохоровной. Выглядела его супруга ровесницей сына, по молодежной моде она носила обтягивающее, коса цвета красного золота спускалась ниже пояса, костюм даже на домашнем празднестве соответствовал чиновничьему дресс-коду — сочетал исключительно черное и белое, сегодня деля тело пополам на белую левую половину и черную правую. Даже танцуя, Раиса Прохоровна не переставала говорить с кем-то в потоке. Иногда возмущенно прорывалось:

— Сигалы…

Максим Максимович заметил, что кружившаяся с Йенсом Милица смотрит на него, подмигнул и поднял за спиной Раисы Прохоровны большой палец. Танцующие пары развели их в разные стороны.

Милица положила голову на грудь партнера и закрыла глаза.

Хотелось внутренней тишины. Не получалось. Йенс взялся с увлечением рассказывать о своей работе, о сделанных открытиях и о невероятных открытиях грядущего, которые попрут лавиной, как только под воду спустится установка с (как это обычно бывает у ученых) некрасивой аббревиатурой ГУИЗН. В просторечии ее называли «Всевидящим оком»— она видела скрытое в морских глубинах. Интереса к рассказу Милица не проявила, ее мысли были далеко. Йенс умолк, и больше они не разговаривали.

Когда музыка затихла, Милица отступила на шаг.

— Спасибо за танец. — Йенс кивнул и ушел на свое место за столом.

Раиса Прохорова после виртуального разговора с кем-то сказала Максиму Максимовичу что-то вроде «Дела зовут» и ушла.

Зазвучало старинное протяжное «Бэсамэ мучо».

Милица решилась. Шагнула вперед, как на эшафот. Поджилки тряслись, ноги подгибались.

— Можно вас пригласить? — с трудом выпихнуло ее горло.

Максим Максимович вскинул на нее веселый взор:

— Разве кто-то сможет отказать такой красавице?

Милица едва не упала в обморок, пока шла с ним на травяную лужайку.

Осторожно, будто боялся сломать, он обнял ее, оставшись на небольшом расстоянии.

Ее руки легли ему на плечи.

Более счастливого мига в ее жизни не было.

«Бэ-эсамэ-э… бэсамэ му-учо-о…»

Переворачивающий душу голос накрыл сладкой пеленой и вобрал в себя, растворяя и бросая в дрожь. Совместные ритмические движения выбили из мозгов остатки мыслей и заполнили эмоциями. И невероятными ощущениями.

Его ладони на ее талии. Его плечи под невесомым капканом ее рук. Борода. Какая же она, оказывается колючая.

«Комо си фуэра эста ноче ла ультима вэ-эз…»

Конфузливое соприкосновение.

Он деликатно отстранился.