Книга Будем жить! - Евгений Щепетнов

Потом хлопнул одинокий пистолетный выстрел, прозвучавший в тишине вымершего микрорайона как пушечный гром. Это уже было совсем не по сценарию, потому я схватил рацию и прокричал:

– Эй, народ, вы чего там?! Развлекаетесь, что ли?

Рация молчала секунд десять, потом глухой Митькин голос ответил:

– Мы уже идем. Опасности нет.

И отключился.

Они вышли вдвоем. Кати не было, сердце у меня екнуло и заныло. Когда подошел Митька, держа в руке листок, явно вырванный из тетради, я уже все понял и молча протянул руку. Митька вложил в нее листок и полез на пассажирское сиденье. Глаза его подозрительно блестели, он был бледен и совсем не выглядел тем Митькой, которого я знал. Мишка был ничуть не веселее и, усевшись на заднее сиденье джипа, закрыл глаза и сделал вид, будто уснул.

«Ребята, я все вспомнила. Все, что со мной было. Я знаю, что вы меня обманули, чтобы не расстраивать, думали, что не вспомню. Но я вспомнила. И я не хочу жить. Я ухожу к моим папе и маме, к братику и сестренке. Я знаю, они меня ждут. Простите и помните меня.

Ваша Катя».

– У нее в руке было, – хмуро пояснил Митька. – Попросилась попрощаться с родителями, пошла в квартиру, а потом бах, и все. И записка.

– Может, стоило ей рассказать? Как-то объяснить, что жизнь на этом не закончилась, что она и все девчонки не виноваты? – с заднего сиденья сказал Мишка. – Ну как психологи делали! Объясняли жертвам, что они не виноваты, что виноват преступник. А то я читал, что после изнасилований бывало такое, что девушки кончали жизнь самоубийством. Не выдерживали угрызений совести. Им казалось, что это они виноваты в том, что их изнасиловали.

– Пистолет забрали? – спросил я, не отвечая на вопрос. А что я отвечу? Может, и надо было рассказать, так кто же знал? Оружие не надо было давать? Так она другим способом бы покончила с собой, если задумала такое дело. Если человек решил завершить свою жизнь – кто ему может помешать? Даже если руки свяжешь – так он сосуды на запястьях перегрызет!

– Здесь ее оставим? – уже почти нормальным, деловитым голосом спросил Митька. – Или хоронить повезем?

– Она хотела быть с родителями, – ответил я, запуская движок. – Вот пусть тут и лежит.

На душе у меня было мерзко, хотелось вопить, отправляя ругательства туда, где предположительно сидит этот белобородый «дедушка» с нимбом над головой. Богохульство, да. Так какого черта он ТАК развлекается?! За что это нам?!

Спустились с Горы по Мясницкой на Горную, по Горной проехали до Октябрьской, по Октябрьской – к Волжскому отделу полиции. Тут было тихо и мирно, никто еще не покусился на «наш» райотдел. Я остановился напротив его дверей, минуту думал, слушая, как тарахтит движок джипа, а потом скомандовал Митьке, и тот молча кивнул. Еще минуты три Митяй корябал на листке бумаги, что лежала между сиденьями, послание чужим мародерам, через пять минут это самое послание уже висело на двери райотдела. И было там вот что:

«Всем, всем, всем! Имущество этого райотдела объявляется собственностью Андрея Комарова и его комаровцев! Те, кто попытается украсть это имущество, будут убиты!

Командир отряда А.Комаров

ЗЫ Тот, кто хочет присоединиться к нашему отряду, может найти нас в Усть-Курдюме, в газпромовских домах. Частота рации для связи…»

Ну и все. А что еще можно было написать? Кого-то, может, и отпугнет. А если кого-то не отпугнет – пусть оглядывается. Ей-ей, я буду стрелять, если не отдадут. Сейчас не до сантиментов. Сейчас надо выживать. А оружие – залог выживания. Кто первый встал – того и тапки. Мы правы в любом случае. Не заняли райотдел раньше? Ваши проблемы.

То же самое надо будет проделать и с Заводским УВД, и с Кировским, и с ГУВД. Может, и прокатит. Людей бы нам еще побольше… надежных людей. Своих. Страшно давать оружие чужакам. Эдак можно и до бунта дожить… решит кто-то, что моя власть не от бога, а совсем наоборот, и устроя мне экзорцизм. И никакие бронежилеты не помогут. И запоры в дверях.

После РОВД решили проехаться по Набережной, посмотреть, что и как. Там вообще-то большой массив домов, может, кого-то все-таки найдем? Людей надо набирать. Без людей сгинем. Жалко, что те девчонки с лошадьми сразу с нами не согласились уехать. По всему видно – хорошие, дельные девчонки. И работы не боятся. Нам такие нужны.

Глава 4

24 июня, день, вечер, ночь.

Андрей Комаров

Я уже собрался свернуть налево, в сторону Затона, когда по машине ударило, будто молотком. Звука выстрела я не услышал. Во-первых, помешала звукоизоляция машины. Во-вторых, дизельный движок никогда не отличался низким уровнем звука – рычит он не слабо даже тогда, когда работает на холостых. Это бензиновые микролитражки мурлычат, как кошки, наш брутал рычит, как медведь.

Моя нога автоматически нажала на газ – и не потому, что я впал в истерику, перепугался, и все такое прочее. Просто мозг сразу сообразил, на уровне подсознания: «Валить отсюда надо! И как можно скорее!» Вот и дал газку. Что, наверное, нас и спасло. Пятиэтажка, в которой находился ресторан кавказской кухни (то ли «Арагви», то ли еще что-то такое), прикрыла нас от невидимого стрелка, и джип понесся в сторону въезда на мост, оставляя после себя эхо и едкий солярный дым выхлопа.

– Все живы? – обернулся я, прижав машину к стене, окружающей территорию грязелечебницы.

– Все! – мрачно кивнул Митька, держась рукой за плечо. – Только меня вроде как зацепили. Нет, не делай такое лицо, не надейся – не сдохну! Слегка зацепило. Крови до хрена только, перевязать бы надо.

Он быстро сбросил разгрузку, стянул пропотевшую рубаху, обнажил плечо. Кровавая борозда сильно кровоточила, но, слава богу, пуля сорвала только кусочек кожи, слегка задев мышцы. Неприятно, больно, но не катастрофично. Засыпать стрептоцидом или просто промыть чем-нибудь вроде мирамистина, и заживет, как выдавленный прыщ. Ерунда!

Я тут же довел это до сведения моего соратника, чем вызвал бурный приступ неудовольствия, – сравнить его героическую рану с прыщом, как у меня язык-то повернулся?!

Нужные средства перевязки у нас были – спасибо Насте. Она заранее заготовила аптечку, имея в виду возможные боевые ранения. Вот как сейчас, к примеру. Тут были и порошки, и мирамистин, являющийся великолепным антисептическим средством (и кстати – профилактическим средством против венерических заболеваний, насколько я знал со слов старших парней).

На перевязку ушло минут десять, а потом стали решать – что делать и как жить. И как сделать так, чтобы кое-кому не жить. Митька яростно и воинственно вопил, предлагая изжить со свету негодяя, покусившегося на его сдобное тело, Мишка ему поддакивал (но надо заметить – не очень уверенно). Я не говорил ничего, ибо и говорить-то особо было нечего. Только ругаться, а от ругани мало что изменится.

– Вы заметили, откуда стреляли? – прервал я очередную тираду Митьки. В основном матерную.