Книга Или все, или… - Хелен Брукс

Она не думала, что Хок заметил что-то, и постаралась ответить бодрым голосом:

– Ничего. А почему вы спросили?

– Что-то в этой сценке расстроило тебя. Почему? – Он резко остановился и, заглянув ей в глаза, повторил настойчиво: – Почему, Джоанна?

– Не понимаю, о чем вы говорите. – Довольно с нее душераздирающих откровений, ведь завтра он снова уедет, и, скорее всего, надолго, а ей так хотелось сохранить об этих выходных только самые приятные воспоминания…

– Нет, понимаешь. – Он не собирался отступать, о его решимости добиться ответа свидетельствовали прищуренные глаза, жесткая складка губ. – Дело в детях? Или…

– Нет, дети тут ни при чем, – по возможности спокойно ответила она, испугавшись, как бы он не подумал после рассказанного ею вчера, что любая картина семейного счастья заставляет ее страдать. – Они очень милые, и их мать тоже.

– Что же тогда? – мягко настаивал он. – Скажи, я хочу знать.

– Просто я не люблю Рождество. – Она хотела пойти дальше, но он удержал ее за руку и снова повернул к себе лицом. Брови его были сурово сдвинуты.

– Когда я прошу рассказать, значит, мне это важно, – сказал он твердо. – Ты не ответила. Объясни.

– Извини, Хок, я не хотела тебя обидеть, но… что я должна объяснить? – протянула она, пытаясь скрыть панику, вызванную его настойчивостью. – Что тут особенного, если я не люблю Рождество? Множеству людей на свете оно только причиняет головную боль, все больше становясь коммерческим предприятием.

– Но ты – не множество людей, – возразил он. – Ты – это деревенский домик, крытый соломой, с розами на крылечке и толстыми полосатыми кошками, жареные каштаны, и горящие поленья в очаге, и снеговики, и паучки в паутине, и сотня прочих вещей. – Он замолчал, его лоб разгладился, синие глаза прояснились. – Почему именно ты не любишь Рождество? И не отделывайся от меня всякой чепухой.

Она беспомощно смотрела на него и внезапно почувствовала, как к горлу подступают рыдания. Нет, только не это, яростно сказала она себе. Это поставит их обоих в неловкое положение, тем более что нет никаких причин для слез – ну просто он сказал что-то милое… Правда, может быть, он имел в виду, что она скучна и предсказуема? Но как он выразил это…

– Ну же, Джоанна?

Его голос был очень мягким, она же, чтобы заглушить эмоции, которые причиняли ей физическую боль, проговорила резко:

– Просто в детстве для меня Рождество всегда было тяжелым испытанием. Детдом очень старался, но семью он не мог заменить.

Когда Джоанне исполнилось девять лет, ее мать вторично развелась, и детский дом сделался ее постоянным местом жительства. И тогда Джоанна изведала одиночество в полной мере. Ее вернули в детдом за две недели до Рождества. Джоанна чувствовала себя растерянной и подавленной, оттого что вызвала гнев матери. Она проплакала несколько ночей, страстно желая увидеть ее хотя бы мельком. Когда настал рождественский Сочельник, его чудо и тайна, несмотря на все ее горе, все же подействовали на Джоанну, и она твердо поверила, что мама обязательно придет. Она до сих пор не понимала, что внушило ей эту уверенность, – но одна только мама способна все поправить, и разве могла она не прийти на Рождество? И вот она ждала, ждала… Длинный день неумолимо близился к концу, а она все сидела на подоконнике и смотрела в снежную темноту до тех пор, пока воспитательница не увела ее в постель. С матерью она увиделась только в марте…

– Не надо смотреть так. – Его голос вырвал Джоанну из черной глубины воспоминаний и вернул в настоящее, одинокая детская фигурка пропала, и Джоанна увидела перед собой лицо Хока.

– Как? – выговорила она с трудом.

– Словно ты потерпела поражение. Забудем этот разговор. Я не хочу, чтобы он испортил остаток наших выходных. – В следующий миг он обхватил ее за талию и повел к машине. – Сейчас мы слетаем поужинать – я знаю тут одно место. А потом я доставлю тебя домой, чтобы ты успела еще до полуночи выпить свое вечернее какао и улечься под одеяльце, – произнес он шутливо.

– Слетаем? По воздуху, ты хочешь сказать?

– А разве летают каким-то другим способом? У одного моего приятеля здесь поблизости есть частный аэродром, я предупредил его, что сегодня вечером арендую самолет, – невозмутимо заявил Хок, так, словно предлагал зайти к кому-то на чашку кофе. – У меня есть права пилота, если тебя это волнует. – И он насмешливо поднял брови, наслаждаясь ее удивлением.

– А как же машина?

– О ней позаботятся.

Вот как живут сильные мира сего. Она растерянно смотрела на него. Стоит ему щелкнуть пальцами, и весь мир вытягивается в струнку. Как могла она вообразить даже в самых смелых мечтах, что является для него чем-то большим, чем просто временное развлечение?

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

В течение следующих недель Джоанна работала в еще более напряженном ритме, чем до визита Хока. Она приезжала в издательство задолго до сотрудников и оставалась на несколько часов после того, как они растворялись в зимних сумерках; часто она уходила уже после девяти, когда на улицах было совсем темно, холодно, а на небе ярко сияла луна.

Она радовалась утомительной работе, это был необходимый ей наркотик, способный облегчить душевные муки, которые она испытывала всякий раз, когда позволяла себе вспоминать о Хоке.

В тот воскресный вечер, когда Хок привез ее домой, он так и не позволил себе ничего более рискованного, чем долгий томительный поцелуй, от которого у Джоанны заныло сердце и запылали щеки.

На следующее утро в издательстве он держал себя холодно и отчужденно.

И все – в том числе Джоанна – вздохнули с облегчением, когда он тем же вечером улетел в Англию, но на следующий день рабочие комнаты показались ей пустыми и скучными, а время тянулось бесконечно долго. Теперь его телефонные звонки стали нерегулярными, манера говорить – сухой и немногословной, и за несколько дней до Рождества сердце Джоанны наконец признало то, о чем ей давно твердил рассудок: их целомудренные выходные убедили Хока оставить ее. Но вместо облегчения она почувствовала глубокую тоску, которая лишила ее сил и аппетита. Но она во что бы то ни стало должна с этим справиться…

За три дня до Рождества Джоанна ехала домой на такси и, глядя на свое отражение в мутном оконном стекле, тяжело вздыхала. Чем глубже она погружалась в дела издательства, тем больше убеждалась, что Пьер Бержик был отъявленным мошенником. Большая часть сделок, заключенных издательством, носила явно сомнительный характер.

Джоанна горько раскаивалась, что приехала во Францию, что взяла на себя труд по вызволению «Бержика и сына» из болота, но больше всего жалела, что встретила Хока Маллена!

Она расплатилась с шофером и, понурившись, вошла в подъезд, витая мыслями за много миль отсюда, налетела на какого-то человека и хотела извиниться, но тут встретилась взглядом с теми самыми сапфировыми глазами, которые уже много недель преследовали ее.