Книга Тёмная легенда - Кристин Фихан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он кивнул.
— Понимаю, что ты имеешь в виду. Прошли века с того времени, когда я был там в последний раз. Людям и раньше было нелегко в моем присутствии, а когда Люциан обернулся, у меня не осталось иного выбора, кроме как последовать за ним.
— Как ты делал всю свою жизнь, — заметила Франческа без злобы. — Я горжусь тобой, Габриэль. Я знаю, что не веду себя так, как положено, но в оправдание могу сказать, что твое внезапное появление — полная неожиданность, не вписывающаяся ни в какие мои планы. В свою очередь, я всегда поддерживала твою борьбу за наш народ. Я приняла твое обязательство, так как знала, что ты не способен уклониться от своей ответственности. Я попыталась что-то сделать со своей собственной жизнью, которую также надо было принимать в расчет. Мне никогда не хотелось, чтобы ты думал, что я прожила ее впустую, — она взглянула на свои руки. — Я так много времени провела в одиночестве.
— Ты боялась? — ласково спросил он.
От тона его голоса у нее дрогнуло сердце.
— Часто, особенно вначале. Я знала, что должна исчезнуть из-за других мужчин нашей расы. Я делала это во время тех ужасных войн, когда так много представителей нашего народа было потеряно для нас. Понадобилось все тщательно спланировать. Я тогда была еще очень молодой, всего лишь неоперившимся птенцом. Я боялась, что Грегори найдет меня и доставит к Михаилу. Это был мой самый большой страх, тем не менее, иногда я чувствовала себя такой одинокой, что даже молилась, чтобы они нашли меня, а потом мне становилось совестно за свой эгоизм.
— Я сожалею, что поставил тебя в такое ужасное положение, — его голос был искренним, раскаивающимся. Он выглядел печальным, его завораживающие глаза выдавали его внутреннее смятение.
Франческа дотронулась до его сознания, она не могла удержаться от этого, хотя внутренне стыдилась, что сомневается в нем. Ей нужно было убедиться, что он говорит правду, а не то, что, по его мнению, она хочет услышать. Она осторожно исследовала его разум. Теперь она была близка ему по возрасту, и хотя не обладала ни его способностями, ни его силой, она больше не была ребенком, чтобы быть обманутой. Габриэль чувствовал искреннее горе за свое участие в становлении ее одиночества. Он знал, что не сможет изменить того, что сделал — слишком многие пострадали бы — но как же он желал, чтобы все было по-другому. Он привык быть одиноким в абсолютной черной пустоте. С каждым убийством темнота распространялась в его душе, вечно ища возможность захватить его. Это была бесконечная борьба.
Франческа задохнулась, когда до нее дошло, что он почти проиграл войну с монстром. Это случилось примерно в то же время, когда она приняла решение попытаться стать человеком. Могло ли ее решение повлиять на исход его борьбы? Была ли между ними связь, и не усложнила ли она нечаянно его жизнь?
— Франческа, — проговорил он тихо, ласково, — приходило ли тебе в голову, что мой проигрыш чудовищу повлиял на твое решение? Почему ты продолжаешь винить себя? Именно я был тем, кто обрек тебя на одинокое существование. Мне бы не хотелось, чтобы ты чувствовала хоть каплю вины. Ты не виновата. Даже если бы такая связь существовала…
— Что, вероятно, так и было, — перебила его она.
Габриэль кивнул, уступая.
— Может быть, и так. Но по отношению к тебе не может быть никакой вины. Никакой. Я карпатец. Я продержался намного дольше, чем большинство наших мужчин, вероятнее всего, благодаря тебе, благодаря тому факту, что где-то в этом мире была ты. Моя душа знала это. Так что все это время ты давала мне утешение и поддерживала во мне силы.
— Я на тысячи лет младше тебя, — сказала она, а затем разразилась смехом. — Прожив так долго среди людей, думая, как они, знаешь, как глупо это звучит? Мы не совместимы. Ты слишком стар для меня.
Габриэль обнаружил, что тоже смеется. В его сердце было тепло от искренней радости от ее компании. Он нашел поддержку, утешающее спокойствие, которого никогда ранее не испытывал. Очень долго он не чувствовал вообще ничего. Теперь появился свет и смех, яркие цвета и оттенки, и жизнь во всех ее проявлениях. Франческа. Она дала ему все это.
— Я думаю, это замечание граничит с непокорностью. Молодежь может быть такой импульсивной.
— Ты думаешь? — Франческа наклонилась и нашла плоский круглый камень, ее пальцы сжались вокруг него, подушечки пальцев прошлись туда-сюда по его поверхности. — Я довольно хороша в этом. Ты не единственный, кто может пускать камешки. Спорю, что смогу запустить один из них так, что он за десять прыжков пересечет озеро.
Габриэль вздернул бровь.
— Не могу поверить своим ушам. Самонадеянность молодости.
Франческа покачала головой.
— Не молодости, женской силы.
Он издал звук, нечто среднее между смехом и насмешливым рычанием.
— Женской силы? Я никогда не слышал о подобном. Женская магия, может быть, ни никак не женская сила. Что это такое? — поддразнил он.
— Ты напрашиваешься на взбучку, Габриэль, — предупредила она. — Я чемпион.
Он кивнул, направляясь к озеру.
— Покажи мне, во что я ввязываюсь.
— Тебе хочется демонстрации? Я так не думаю. Давай устроим соревнование. Если побеждаю я, спальня за мной. Если побеждаешь ты, то забираешь ее.
Он задумчиво потер переносицу, его черные глаза смеялись.
— Ты пытаешься обманом заставить меня сделать что-то, о чем я буду сожалеть до конца своих дней. Если мы заключим пари, призом будет кое-что другое, а не спальня. Если проиграю, я буду расчесывать твои волосы каждый восход в течение месяца. Если проиграешь ты, то будешь расчесывать мои волосы точно такой же период времени.
— Что за дурацкая ставка? — требовательно спросила Франческа, смеясь. Она не могла ничего с собой поделать. Он был слишком смазлив для его же собственного блага. В его черных глазах танцевали огоньки, и несмотря на всю ее решимость не испытывать к нему влечения, она находила его ужасно сексуальным. Едва это описание появилось в ее мыслях, она сразу же отодвинула его, но предательский румянец окрасил ее кожу.
Она не собиралась вновь давать ему доступ к своему телу. Это не имело ничего общего с любовью, это было лишь влечение и карпатская жаркая страсть. Ей хотелось кого-то, кто желал бы ее ради нее самой, а не потому, что должен был обладать ею. Не потому, что у него не было в этом вопросе выбора. Всего лишь раз, прежде чем она покинет мир, ей хотелось почувствовать себя любимой. Действительно любимой. Ради самой себя.
— Франческа, — вот и все, что он сказал. Ее имя. В его голосе слышалась боль. Бархатистый соблазн. Черная магия.
Она закрыла глаза, скрывая непрошеные слезы.
— Не надо, Габриэль. Не прикидывайся предо мной. Я больше не человек. Я знаю твои мысли.
— Ты никогда не была человеком, милая. Возможно, частично, но не полноценным человеком. Ты принадлежишь моему миру. Ты делала вещи, на которые другие были не способны, и я почитаю тебя, но ты была рождена второй половинкой моей души. Ты действительно думаешь, что я не люблю и не уважаю тебя ради тебя самой? Что я не знаю — ты лучше, чем самый хороший врач или любой другой человек или карпатец, если на то пошло? Я вижу, что находится в твоем сердце и в твоей душе. Я должен был бы быть там все эти годы, защищая тебя, заботясь о тебе, создавая с тобой семью. Наказывай меня, обвиняй, я заслуживаю этого, но не думай, что тебя нельзя любить или что тебя невозможно полюбить ради тебя самой.