Книга Азиатская Европа - Мурад Аджи

Сохранили этот обычай и евреи, которые со времен царя Кира справляют обряд с покрытой головой. Их шапочка называется кипа, от тюркского «кип» — «покрышка». Как видим, евреи вышли из плена не только с новой религией, но и с обновленным языком.

Именно в тафье молился убиенный царевич Дмитрий, последний Рюрикович, потому что был он тенгринской веры. Его тафья, убранная яхонтами и жемчугами, хранится в ризнице Московского Архангельского собора… Узор ее выполнен в форме алтайского равностороннего креста. Точно так было и на мусульманской феске… Чтобы Он видел сверху.

Тогда, в XVII веке, именно феска (тюбетейка) становится внешним знаком отличия между мусульманами и христианами в России. На нее в первую очередь люди обращали внимание и определяли, какой веры, а значит, какой национальности человек. Религия и здесь делила тюрков на народы, заставляла придумывать различия, а не искать общность и родство. Оставившим родной очаг годится лишь одно правило жизни: среди лягушек сам стань лягушкой. И они следовали ему.

Романовы сеяли в «татарском» Поволжье не доброе, но вечное — невежество. Оно и зацвело пышным цветом. Мусульманам запретили читать и писать, иметь дома писчие принадлежности, книги. В том числе Коран. Дети росли и ничего не знали о мире, в котором растут. О чем дальше говорить? О каком институте религии? О какой исламской культуре и традиции?

Не лучше жили «славянские» дети, их учил безграмотный поп из местной церкви, учил азам нового языка и новой веры, по учебнику иезуита Мелентия Смотрицкого. Настоящей Библии не видел сам поп, ее переводов не было в России до середины XIX века. Славян учили побасенкам, которые им придумывал Запад, — примитивной религии для простонародья.

Здесь мнения специалистов категоричны. Одни настаивают на существовании Геннадиевской библии, хранящейся в Новгороде с XV века, и иных священных книг, переведенных на русский язык во времена Киевской Руси. Другие более сдержанны и приводят лишь Острожскую библию, изданную в 1588 году, то есть за год до принятия Русью христианства.

Обе точки зрения вполне состоятельны. Но им не хватает главного — честности. Та же Острожская библия к Московской Руси не имела отношения, ее перевели поляки на польский язык, вернее, на его украинский диалект, причем предисловие написал в стихах отец Мелентия Смотрицкого Герасим… К тому же не вполне ясно, что российские авторы подразумевают под словами Библия и священные книги? Строго говоря, Острожскую или Геннадиевскую книги библиями называть нельзя, они обе не полные.

А потом, как можно серьезно относиться к Геннадиевской библии, которую, как известно, перевел Франциск Скорино «на язык, казавшийся ему похожим на славянский»? Это цитата из христианской энциклопедии. На кого рассчитана она?

Поделенная на куски Русь, которую недавно отличали монастырская мудрость, знания и высокая культура, погружалась во тьму забвения… Россия — это совсем другое! Это вовсе не вольная Русь с ее учеными и философами.

Еще недавно Казань была второй по численности епархией Русской церкви, отсюда вышли великие митрополиты и духовные деятели тюркского мира, гордость Орды и Руси, теперь ничего не было. От былой «научной епархии» остались воспоминания. Иезуиты задушили ее, им важно было, чтобы татары забыли прежнюю веру, само учение, его традиции, священные книги. Все забыли, приняв ислам, о котором толком никто из них ничего не знал… Но оставались старики, носители старых знаний и опыта, нужно время, чтобы их не стало.

Видимо, в их среде и зародилась мысль о разрыве с Москвой.

О том говорят наблюдения патриарха Макария, который въезжал в Москву с юга. В Калуге он пересел на судно и до Коломны добирался по Оке. «Справа от нас, на расстояние месячного пути (до Кавказа), была страна татар…» И далее: «На границе страны татар, что справа от нас, богохранимый царь (Алексей) выстроил тридцать крепостей…» Эти сведения согласуются с географией России XVII века, с положением ее южных границ, показывают масштаб влияния Русской церкви.

За Окой кончалась власть царя! И начиналась тюркская страна с ее адатами.

Вольная Татария, этот осколок свободы, притягивала казанских мусульман, здесь они видели будущее и поддержку. Их участие в бунтах Болотникова и Разина лучшее тому подтверждение. Однако, с точки зрения царя, за Окой лежала не страна татар, а страна старообрядцев… Термин «татары» в Москве и в Казани понимали не одинаково.

Тогда и забеспокоилась христолюбивая Россия о татарах — касимовских, тульских, белгородских, донских, брянских, тамбовских и других, которые жили без Христа, а значит, без крепостного права. Жили, склоняясь к исламу. Москве стало не до покоя, не до терминологии, она начала подготовку Азовского похода.

План иезуита Поссевино обретал жизнь — тридцать крепостей на южной границе Московского царства, о которых писал Антиохийский патриарх Макарий, как раз отражали политику русского царя. Его намерения.

Но то лишь внешнее ее отражение, заметное даже чужакам. Было в политике Кремля и не столь явное… Касимовского хана Сеида, своего южного соседа, московский царь пригласил в гости вместе с женой, матерью и духовным наставником — ходжой (шейхом). В задушевной беседе царь стал просить его принять христианство, обещал быть крестным отцом и дать золотые горы в придачу. Тот согласился, но женщины отговорили. И — хана (гостя!) заковали в цепи, бросили в темницу, а семью вместе с ходжой сослали в монастырский концлагерь.

Долго томился узник голым на каменном полу, питаясь водой и хлебом, наконец, больным и обессиленным сам попросил крещения. Добровольно! Его крестным отцом стал патриарх Никон. Так Сеид Бурган превратился в русского князя Василия Бурханова, которому в награду обещали царскую сестру в жены… Это — страница истории становления России и рода Бурхановых, она не единственная.

Татары в христианскую Москву являлись по-разному. Одни сами предлагали себя винтиком в бюрократическую машину, становясь «служилыми татарами», чтобы потом творить жестокости в угоду власти. Других на сделку с совестью толкало обретение титула. Тогда титулы «князь», «граф» решительно входили в славянский быт, потому что прежние «бей» и «бек» относились к «поганым татарам» и в России потеряли всякую силу и уважение. Царь упразднил их.

Царский Разрядный приказ строго следил за личными делами граждан. «Служилым по отечеству», то есть христианам, находил места в конторах и приказах, не оставлял невостребованными и «служилых по прибору», или наемников. Те, правда, большими преимуществами не пользовались, зато жили безбедно на царской службе.

Москва вполне могла считаться преуспевающим городом, если бы не обстоятельства. Старообрядческая Татария, по Оке граничащая с Россией, беспокоила. Миллионы потенциальных крепостных. Столько плодородной земли… Как пережить такое у соседа?

Строго говоря, Татария принадлежала крымскому хану, но из-за различий в вере и в государственном устройстве давно не подчинялась ему. Жила казачьей вольницей — бесшабашно, находя время всему, лишь бы не политике, на которую татары не способны: быстро вспыхивают и еще быстрее гаснут. Русские, зная их эту черту, проникали сюда без труда. Они по договору с крымским ханом (со времен Ивана Грозного) строили здесь свои крепости, закупали сельхозпродукцию, набирали солдат в армию. Разумно вкладывали сюда капитал, ожидая баснословных барышей.