Книга Викинги – люди саги. Жизнь и нравы - Аделаида Сванидзе

Сперва умерщвлен / В шеломе златом Вигфус был в поле / Дружиною Снорри. С наследства Бьёрна / Позже задорно Вороны рвали / Мясо клоками[1844].

О Тормоде шла молва, что он, подобно Эгилю, слагает висы по всем поводам, чуть ли не говорит стихами[1845]. Но его слава как поэта не была особенно громкой.

Сыну Харальда Прекрасноволосого Хакону Доброму хвалебные драпы сочинял его дружинник-скальд из знатной северонорвежской семьи — Эйвинд Финнссон Погубитель Скальдов, который нам уже знаком. Он же создал хвалебную песнь в честь хладирского ярла Хакона Могучего (правитель Норвегии, 974–994)[1846], того самого, которого опозорил нидом Торлейв Ярлов Скальд, поплатившийся за это жизнью.

И скальд Хорнклови, и другие скальды много стихов посвящали битвам, воспевая отвагу героев, разумеется, тех, что сражались с ними на одной стороне, описывая жар битвы и упоение боев, расхваливая оружие. Эйвинд Погубитель Скальдов повествует о том, как конунг «стал под стягом, / Торчали мечи, / Трещали копья, / началась буря морского боя»[1847].

Создавались специальные висы о храбрости[1848], висы о щедрости правителей. Хвалебные висы сочинялись и по печальным поводам: когда погибал конунг, вождь, военачальник или друг. Уже говорилось о песне Эйвинда Погубителя Скальдов, посвященной смерти конунга Хакона Доброго, его израненным бойцам и предсмертным наступлениям короля:

Сидели мужи, / Потрясая сталью, Пробиты кольчуги / И щиты посечены… Угрюмы лица / Героев, но ждали Их палаты Вальгаллы. — Наши доспехи, — / Рек добрый конунг, — Службу еще сослужат, / Каждому ратнику Должно беречь / С честью копье и кольчугу.

Уже говорилось и о том, что, если скальд получал в подарок добротный и красиво украшенный щит, он должен был воспеть то, что на нем изображено, в том числе описать рисунок мифологического содержания («щитовая песнь»)[1849]. Интересная «смертная песнь» содержится в «Саге о Хервёр». Это поэтический монолог после битвы, когда герой Хьяльмар, умирая, получает добрые пожелания пути (в Вальхаллу) от друга[1850].

Противоположностью стихотворному восхвалению было посрамление, хулительный стих-нид, широко распространенный в обществе людей саги. И это тоже было частью стиля и духа эпохи.

Уже не раз говорилось о том большом значении, которое скандинавы придавали сказанному слову, особенно стихотворному. Большим реальным воздействием, по их мнению, обладали и героические, и любовные стихи, но более всего именно ниды, ругательные, намеренно оскорбительные, произнесение которых, как и перебранка нидами, сплошь и рядом кончалось побоищем. Нида боялись не только потому, что он, по распространенному мнению, притягивал беду, но и из-за дурной славы, которая могла преследовать адресата нида: ведь, как сказал тогда один скальд, «век человеческий короче / Жизни злобного слова»[1851].

Судебник «Серый гусь» запрещал писать не только ниды, но и стихи о женщинах, полагая, видимо, что они сродни приворотам.

Бьёрн сын Арнгейра с Хит-реки (ок. 981–1024), герой «Саги о Бьёрне» (гл. VI–IX), страдая из-за того, что любимая им девушка вышла замуж за его соперника Торда, написал против него очень грубый нид, за что был им убит[1852].

Потрясающая история рассказывается о ниде в «Пряди о Торлейве Ярловом Скальде», которой все верили. Герой «Пряди», купец и скальд X в. Торлейв Райфельдарсон («Сын Рыжей Шкуры») по прозвищу Исландский Скальд, был как-то смертельно оскорблен хладирским ярлом Хаконом Могучим, который по весне присвоил его товары, сжег корабль, а спутников повесил. Тогда Торлейв обманным путем, одевшись стариком, проник в палаты ярла и получил разрешение сказать вису. Но вместо этого сказал нид. Сохранился тогда фрагмент этого нида — одна виса из четырех строк, где ярл обвиняется в таком разграблении, из-за которого «стала мгла к востоку, / Снег и град к закату. / Реет дым на бреги»[1853]. Но в палатах ярла скальд сказал весь нид. Результат этого был ужасен. Ярл стал немилосердно чесаться, у него вылезли борода, а также волосы с одной стороны головы. Его оружие стало само собой беспорядочно метаться, губя людей. Наконец ярл упал без памяти и проболел затем всю эту весну и часть лета, а совсем оправился лишь через год[1854].

Но история на этом не закончилась. Ярл подослал к Торлейву, которого стали называть Ярловым Скальдом, убийцу, так что поэт погиб, успев лишь сказать, что он «нынче в Хель помчался / почивать навечно»[1855]. Похоронили его, как положено, в кургане.

А неподалеку жил тогда некто Торкель, «муж зажиточный, но не знатный». У него было много скота и пастух по имени Халльбьёрн Хвост. Пастуху очень хотелось сложить песнь о кургане Торлейва, где он нередко ночевал. Но он не был скальдом, и ничего у него выходило. Однажды ночью, когда он спал, к нему из кургана явился Торлейв и предложил запомнить вису, которую он скажет, после чего пастух может сделаться большим скальдом. Затем Торлейв потянул пастуха за язык и сказал вису:

Здесь лежит из скальдов / Скальд в уменьи первый; Нид сковал даритель / Древка[1856] ярый ярлу. Не слыхал, чтоб прежде / За разбой воздал бы — Люд о том толкует[1857] — / Кто монетой этой.

После этого Торлейв возвратился обратно в курган, а пастух Халльбьёрн, который все запомнил, сочинил о нем хвалебную песнь и стал известным скальдом и богатым человеком, ведь теперь многие большие люди приглашали его, чтобы сочинить о них вису[1858].