Книга Десять меченосцев - Эйдзи Есикава

Он, как лягушка, пополз к темневшему перед ним дому. Это был тот самый незнакомый, которого видел цветочник. Человек тенью скользнул на веранду и замер у входа в комнату Кодзиро. Потревоженные цикады на мгновение примолкли, но вскоре застрекотали снова. Из комнаты Кодзиро доносился храп.

Клинок клацнул по ножнам, и человек бросился на спящего Кодзиро. Нечто длинное и черное ударило нападавшего по руке и выбило меч, который вонзился в татами, где только что лежал Кодзиро. Сам же Кодзиро стоял у стены, держа в одной руке ножны, а в другой Сушильный Шест.

— Ты кто? — спросил Кодзиро. Дыхание его было спокойным.

— Это… я.

— Ты трус, нападающий на спящего. Назовись!

— Ёгоро, единственный сын Обаты Кагэнори. Ты оскорбил больного отца и оклеветал его школу.

— Сплетни жителей Эдо.

— А кто убил учеников?

— Убил я, Сасаки Кодзиро. Что делать, если я сильнее и смелее, больше их понимаю в «Искусстве Войны»?

— Как тебе хватило совести прибегать к помощи головорезов Хангавары?

Кодзиро с отвращением смотрел на незнакомца.

— Ты испытываешь ненависть ко мне, а пытаешься представить дело так, словно речь идет об «Искусстве Войны». Ты даже хуже труса. Посмешище! Придется лишить тебя жизни. Ты готов умереть?

Человек молчал.

— Ты готов к смерти?

Кодзиро сделал шаг вперед. Лунный свет блеснул по полированной поверхности меча.

Кодзиро смотрел на свою жертву, как голодный на еду.

Орел

Какубэй чувствовал себя оскорбленным. Он дал себе зарок больше не иметь дел с Кодзиро, однако был слишком привязан к своему родственнику. Оказавшись в неловком положении перед сюзереном, Какубэй стал искать выхода из глупой ситуации. «Поведение Кодзиро может свидетельствовать о его исключительности. Простой самурай не помнил бы себя от радости, получив приглашение на беседу к даймё».

Чем больше Какубэй раздумывал над поступком Кодзиро, тем сильнее нравился ему родственник.

Через три дня утром Какубэй как бы невзначай заглянул к Кодзиро.

— Послушай, Кодзиро! Господин Тадатоси спрашивал о тебе. Он повторил, что желает тебя видеть. Загляни как-нибудь на площадку для стрельбы из лука, тебе любопытно будет познакомиться со стилем Хосокавы.

Кодзиро усмехнулся, но промолчал.

— Удивляюсь, почему ты считаешь унизительным собеседование. Обычное дело.

— Знаю. Предположим, он меня отвергнет. Что тогда мне делать? Я не нуждаюсь настолько, чтобы бродить от одного даймё к другому и навязываться на службу.

— Может, я в чем-то сплоховал, но господин Тадатоси совсем не имел в виду того, о чем ты говоришь.

— И что ты ответил ему?

— Я пока ничего не сказал, но он высказал недоумение.

— Мне, верно, не стоило тебя подводить. Нехорошо все получилось.

— Может, все-таки зайдешь к Хосокаве?

— Ладно, только ради тебя, — покровительственно молвил Кодзиро.

— Сегодня?

— Такая спешка?

— Почему бы нет?

— В какое время?

— После полудня, когда он упражняется в стрельбе из лука.

— Так и быть, приду.

Кодзиро с необычайной тщательностью готовился к визиту. Он выбрал дорогое кимоно и хакама из заморской ткани, поверх кимоно на хаори из плотного шелка. Костюм довершили новые сандалии-дзори и широкополая плетеная шляпа, за которыми сбегал в лавку слуга.

— Есть свободная лошадь? — спросил он конюха.

— Да, запасной конь внизу, у цветочной лавки.

Цветочника не оказалось на месте. Кодзиро оглядел храмовый двор увидел толпу людей вокруг тела, лежавшего на циновке. Кодзиро подошел ближе. Люди обсуждали, как хоронить покойника, поскольку никто не знал, кто он и откуда. Ясно было, что это самурай. Он был разрублен мечом от плеча до пояса.

Цветочник был в толпе.

— Я видел его здесь четыре дня назад, — сказал он собравшимся.

Рука Кодзиро легла на плечо лавочника.

— Мне сказали, что Какубэй оставляет лошадей у тебя. Оседлай коня!

Цветочник поклонился и заспешил к конюшне за лавкой. Выводя серого в яблоках коня, он любовно похлопал его по шее.

— Хорош! — заметил Кодзиро.

Сев в седло, Кодзиро достал несколько монет и кинул цветочнику:

— Купи благовоний и цветов.

— Кому?

— Покойнику, который лежит в храме.

Когда Кодзиро проезжал мимо ворот храма, ему показалось, будто самурай, разрубленный его Сушильным Шестом, приподнялся и посмотрел ему вслед. Кодзиро сплюнул. «Я не совершил ничего, за что Ёгоро мог бы меня возненавидеть», — пробормотал он.

Кодзиро ехал по тракту Таканава. Пешие путники почтительно расступались. Привычные ко всему жители Эдо и то провожали восхищенным взглядом великолепного всадника.

Какубэй встретил Кодзиро в доме Хосокавы.

— Спасибо, что приехал. Сейчас доложу. — И велел подать гостю холодной воды, чаю и табак.

Подошел слуга. Кодзиро отдал ему бесценный Сушильный Шест, оставив при себе только короткий меч, и проследовал за самураем на площадку для стрельбы из лука.

Тадатоси взял за правило ежедневно стрелять по сто раз. Свита с благоговением наблюдала за упражнениями хозяина дома.

— Можно вас потревожить, господин? — опустился на колени Какубэй.

— В чем дело?

— Сасаки Кодзиро прибыл.

— Сасаки? Ах да!

Тадатоси прицелился и выстрелил. Пока он не выпустил сотую стрелу, никто и не взглянул в сторону Кодзиро.

— Воды! — приказал Тадатоси.

Обнажив грудь, Хосокава вытерся до пояса, потом вымыл ноги. Самураи из свиты вытерли ему спину и помогли одеться. В их манерах не было низкого угодничества.

Кодзиро ожидал, что Тадатоси, поэт и ценитель возвышенного, сын даймё Сансая и внук Юсая, утонченный аристократ, будет держаться церемонно, следуя этикету Киото. К удивлению Кодзиро, Тадатоси оказался на редкость непринужденным.

— Теперь, Какубэй, взглянем на вашего молодого человека, — произнес Тадатоси, опускаясь на сиденье в тени навеса. Рядом стояло знамя с фамильным гербом рода Хосокава — кольцо в обрамлении восьми маленьких колец, которые символизировали Солнце, Луну и семь планет.

Кодзиро опустился на колени перед Тадатоси. После официальных приветствий он пригласил Кодзиро сесть на стул, что подчеркивало уважительное отношение к гостю.

— Я слышал о тебе от Какубэя, — начал Тадатоси. — Ты родился в Ивакуни?