Книга Гибель гигантов - Кен Фоллетт

— Потому что я люблю в вас все, и мне хотелось быть уверенным, что вы это знаете.

— О… — Она с минуту помолчала, и он понял, что она взволнована; но потом она усмехнулась и вернулась к легкомысленному тону, в котором предпочитала общаться.

— Ну, если у вас еще возникнет странная идея что-нибудь поцеловать, дайте мне знать.

Он не нашелся как ответить на это туманно-волнующее предложение и решил подумать об этом позже.

— У меня еще один вопрос.

— Я готова ответить.

— Четыре месяца назад я сказал, что люблю вас.

— Я не забыла.

— Но вы ничего не сказали о вашем отношении ко мне.

— Разве это не очевидно?

— Возможно, но мне бы хотелось, чтобы вы облекли его в слова. Вы любите меня?

— Ах, Гас, разве вы не понимаете? — Ее лицо исказила боль. — Я вам не подхожу. Вы самый завидный холостяк в Буффало, а я — одноглазая анархистка. Вам полагается полюбить совершенно другую девушку — элегантную, красивую и богатую. Мой отец — доктор, а мать была горничной. Я решительно вам не подхожу!

— Вы любите меня? — тихо, но настойчиво повторил он.

Она заплакала.

— Конечно, люблю, дурачок, я люблю вас всем сердцем!

Он обнял ее и прошептал:

— Только это и имеет значение.

V

Тетя Гермия отложила «Татлер».

— То, что ты вышла замуж тайком, просто ужасно, — сказала она Мод. Потом заговорщически улыбнулась: — Но так романтично!

Они сидели в гостиной дома на Мэйфэр. Би обставила ее в новом стиле ар деко: с утилитарного вида креслами и модернистскими серебряными безделушками от ювелирного дома Эспри. Мод и Гермия беседовали с закадычным приятелем Фица — Бингом Вестхэмптоном и его супругой. Лондонский сезон был в разгаре, и они собирались отправиться в оперу, как только будет готова Би: она зашла поцеловать Малыша, которому было уже три с половиной года, и полуторагодовалого Эндрю.

Мод вновь взяла журнал. От фотографии она была не в восторге. Ей представлялось, что на ней должны быть изображены двое влюбленных. Но они выглядели как герои фильма. У Вальтера был разбойничий вид, он держал Мод за руку и смотрел ей в глаза, как зловещий Лотарио, а она казалась наивной девочкой, готовой поддаться его чарам.

Однако текст статьи оправдал ее ожидания. Автор напомнил читателям, что до войны леди Мод была «модной суфражисткой», что она основала газету «Жена солдата», чтобы отстаивать права оставшихся дома женщин, и что за защиту Джейн Маккалли ее отправили в тюрьму. В статье говорилось, что они с Вальтером хотели объявить о своем браке как полагается, но им помешало начало войны. Их поспешная тайная женитьба была обрисована как отчаянная попытка поступать правильно в исключительных обстоятельствах.

Мод настаивала на том, чтобы ее слова цитировали точно, и журнал сдержал обещание. «Я знаю, что некоторые англичане ненавидят немцев, — сказала она. — Но я также знаю, что Вальтер и многие другие немцы сделали все возможное, чтобы предотвратить войну. А теперь, когда война позади, мы должны создавать между бывшими врагами отношения мира и дружбы, и я очень надеюсь, что люди будут воспринимать наш союз как символ нового мира».

За годы политической борьбы Мод узнала, что иногда можно получить поддержку от прессы ценой исключительного права на хороший материал.

Вальтер вернулся в Берлин, как было запланировано. Когда члены делегации отправились на вокзал, чтобы ехать домой, по дороге им встречались злорадствующие толпы. В секретаршу попал брошенный камень, и она упала. Французы прокомментировали это так: «Вспомните, что они сделали с Бельгией!» Секретарша до сих пор была в больнице. В то же время сама мысль о подписании договора приводила немцев в ярость.

Бинг сел на диван рядом с Мод. В кои-то веки он был серьезен.

— Жаль, что здесь нет вашего брата, чтобы дать вам совет относительно этого… — Он кивнул на журнал.

Мод написала Фицу о своем браке и вложила в письмо вырезку из «Татлера», чтобы показать, что лондонское общество приняло ее поступок. Она не имела представления, сколько времени будет идти к Фицу ее письмо, и понимала, что ждать ответ стоит через несколько месяцев, не раньше. А тогда ему уже будет поздно протестовать. Ему останется лишь улыбнуться и поздравить ее.

При мысли, что ей нужен мужчина, чтобы советовать, что ей делать, Мод ощетинилась.

— Ну и что, по-вашему, мог сказать Фиц?

— Что в обозримом будущем женщине, вышедшей замуж за немца, придется нелегко.

— Я это и сама знаю.

— В отсутствие Фица я чувствую, что какая-то доля ответственности за вас лежит на мне.

— Прошу вас, не думайте об этом! — Мод постаралась не обижаться. Какой совет мог дать Бинг кому бы то ни было, если дело не касалось ночных заведений, карт и выпивки в любой точке земного шара?

Он понизил голос.

— Мне не хотелось бы говорить это, но… — Он взглянул на тетушку Гермию, которая поняла намек и пошла налить себе еще кофе. — Если бы вы могли заявить, что брак не был окончательно заключен, его можно было бы аннулировать.

Мод вспомнила комнату с лимонными занавесками и сдержала счастливую улыбку.

— Я не могу этого заявить.

— Пожалуйста, не говорите мне ничего. Я только хочу быть уверен, что вам известны ваши возможности.

Мод подавила раздражение.

— Бинг, я понимаю, вы желаете мне добра…

— Еще есть возможность расторгнуть брак. Любой мужчина, знаете ли, предоставляет жене достаточно оснований к этому…

Больше Мод сдерживаться не могла.

— Пожалуйста, немедленно оставьте эту тему, — сказала она, повысив голос. — Я не имею ни малейшего желания ни аннулировать брак, ни разводиться. Я люблю Вальтера.

— Я просто пытаюсь сказать вам то, что, как мне кажется, сказал бы вам ваш брат, будь он здесь, — хмуро сказал Бинг, встал и обратился к жене: — Может, поедем? Вовсе не обязательно опаздывать всем вместе.

Через несколько минут в гостиную вошла Би в новом платье из розового шелка.

— Я готова, — заявила она так, словно это она их ждала, а не наоборот. Ее взгляд скользнул по левой руке Мод, и она заметила обручальное кольцо, но ничего не сказала. Когда Мод сообщила ей новость, ее ответ был обдуманно-нейтральным:

— Надеюсь, ты будешь счастлива, — сказала она без теплоты в голосе. — И надеюсь, Фиц сможет принять тот факт, что ты сделала это без его разрешения.

Они вышли из дома и сели в машину — черный кадиллак, который купил Фиц, когда его синий кадиллак застрял во Франции. Все это оплачивал Фиц, подумала Мод: дом, в котором жили три его родственницы, баснословно дорогие наряды, которые они носили, машину, ложу в опере… Ее счета за «Риц» в Париже отсылали Альберту Солману, лондонскому поверенному Фица, и он оплачивал их без вопросов. Фиц никогда не выражал неудовольствия. Вальтер не сможет обеспечить ей такой стиль жизни, она это знала. Может быть, Бинг прав в том, что ей будет трудно без привычной роскоши. Но зато она будет жить с человеком, которого любит.