Книга Десять меченосцев - Эйдзи Есикава
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В чем дело?
— Сам знаешь. Отдай нам этого желторотого. А будешь дурить, так прикончим на месте.
Шайка, приободренная собственными угрозами, мрачно обступила паланкин, но никто не смел подойти на расстояние удара меча.
Взгляд Мусаси удерживал громил на удалении.
Синдзо и Мусаси не отвечали на град ругательств. Внезапно Мусаси поразил преследователей вопросом:
— Хангавара Ядзибэй с вами? Пусть выйдет ко мне.
— Хозяина здесь нет. Если хочешь что-то сказать, говори мне, Нэмбуцу Тадзаэмону. Так и быть, послушаю тебя.
Вперед вышел человек средних лет в белом кимоно с четками, какие носят буддийские монахи.
— Что вы имеете против Ходзё Синдзо?
— Он убил двоих наших друзей, — отозвался Тадзаэмон, расправляя плечи.
— По словам Синдзо, они помогли Кодзиро расправиться с учениками школы Обаты.
— Нечего мешать одно с другим. Если мы не сведем счеты с Синдзо, над нами будет потешаться весь квартал.
— Это ваш способ решения, но у самураев свои правила, — заговорил Мусаси примирительным тоном. — Самурай может мстить, чтобы восстановить справедливость или воинскую честь, но он не сводит мечом личные счеты. Это недостойно мужчины. Будьте и вы мужчинами.
— Обвиняешь нас в том, что ведем себя не по-мужски?
— Пусть Кодзиро вызовет нас на бой, как положено по правилам. Наше звание не позволяет ввязываться в драку с подручными Кодзиро.
— Можешь распинаться про самурайские штучки ради собственного удовольствия. А мы будем защищать честь по-нашему.
— Если самураи начнут драться со всяким отребьем, выясняя, чьи правила лучше, по улицам потекут потоки крови. Проще обратиться к городским властям. Согласен, Нэмбуцу?
— Ну ты, лошадиный помет! Нам ни к чему чиновники, без них обойдемся!
— Сколько тебе лет?
— Тебе какое дело?
— В твоем возрасте позорно вести молодых людей на верную смерть.
— Придержи язык! Я пока не стар для хорошей драки.
Тадзаэмон, вытащив меч, шагнул вперед. Бандиты двинулись следом. Тадзаэмон сделал выпад, Мусаси увернулся и, оказавшись за спиной атакующего, схватил его и швырнул в ров. Подхватив Синдзо, Мусаси стремительно пошел прочь от толпы. Он пересек поле и стал взбираться на холм. Добравшись до середины склона, Мусаси поставил Синдзо на ноги.
— Бежим.
Бандиты, оправившись от потрясения, бросились вдогонку.
— Держи их!
— Где же ваша хваленая гордость?
— Хороши самураи!
— Вы нам ответите за Тадзаэмона!
Мусаси словно не слышал криков.
— Не вздумай связываться с ними, — сказал он Синдзо. — Беги и не оглядывайся. В нашем положении иного выхода нет.
Мусаси и Синдзо пересекли местность, получившую впоследствии название Усигафути и холм Кудан, но в те времена это были холмы, поросшие густым лесом. Преследователи отстали, Синдзо побледнел и тяжело дышал.
— Устал? — сочувственно спросил Мусаси.
— Терпимо…
— Тебе хотелось отомстить за оскорбления?
— Конечно…
— Подумай в свободную минуту над моими словами. Случаются обстоятельства, когда бегство — лучший выход. Спустимся к ручью. Вымойся перед тем, как явиться к отцу.
Вскоре Синдзо и Мусаси достигли рощи храма Акаги Мёдзин. Усадьба даймё Ходзё лежала внизу у подножия холма.
— Надеюсь, ты зайдешь к нам и познакомишься с отцом? — спросил Синдзо.
— В другой раз, — ответил Мусаси. — Отдохни как следует. Будь здоров!
После этого происшествия людская молва начала поносить имя Мусаси. Его называли «слабаком», «жалким трусом», «позором самурайского сословия». Если такое ничтожество разгромило школу Ёсиоки в Киото, значит, она ничего не стоила. Мусаси вызвал ее учеников на бой, потому что те не способны держать меч в руках! Дутая слава школы может одурачить только простаков, ничего не смыслящих в искусстве фехтования.
В Эдо не нашлось никого, кто замолвил бы доброе слово в защиту Мусаси.
Верхом оскорбления были столбы с объявлениями, расставленные по всему городу:
«Послание Миямото Мусаси, который бегает, как заяц. Вдова Хонъидэн жаждет мщения. Мы тоже хотели бы встретиться лицом к лицу с тобой. Надоело видеть тебя со спины. Если ты самурай, выходи на бой!
Хангавара и его друзья».
Солнце и луна
Даймё Хосокава Тадатоси начал день с изучения конфуцианских классиков. Любил он и поупражняться в боевых искусствах, когда позволяли время и дела, требовавшие его постоянного присутствия в замке Эдо. Вечера он предпочитал проводить в обществе молодых самураев, состоявших у него на службе. Вечерние беседы проходили по-семейному, однако фамильярность не допускалась, а этикет соблюдался менее строго. Одетый в легкое домашнее кимоно, Тадатоси оживленно обсуждал с самураями последние новости.
— Окатани, — обратился он к молодому человеку богатырского сложения.
— Да, господин.
— Говорят, ты ловко владеешь копьем.
— Даже очень хорошо.
— Ха-ха, от скромности не умрешь!
— Раз все меня хвалят, почему бы с этим не согласиться?
— На днях я тебя проверю.
— Я давно этого жду.
— Тебе везет, что не дождался.
— Господин, вы слышали песню, которую распевает весь город?
— Какую?
Копьеносцы, копьеносцы,
Сколько вас на свете?
Кто же всех лучше?
Окатани Городзи.
— Меня не проведешь. Эта песня про Нагою Сандзо, — рассмеялся Тадатоси.
— Как, вы знаете?
— Я много кое-чего знаю.
Даймё любил послушать болтовню вассалов, цепко улавливая в ней множество сведений, но сам никогда не выдавал собственных мыслей.
— Кто из вас практикуется с копьем, а кто с мечом?
Из семерых пятеро предпочитали копье и всего двое — меч.
— Почему такое увлечение копьем?
Сошлись на том, что на поле боя этот вид оружия предпочтительнее.
— А что думают сторонники меча?
— Меч годится в любой обстановке. И на войне, и в мирной жизни.
Споры о мече и копье никогда не утихали. Копьеносцы утверждали что копьем можно пронзить и нанести резаную рану, а если оно вдруг сломается, то всегда в запасе есть меч. Сторонники меча считали, что предназначение самурая не ограничивается войной. Меч — душа самурая. Занимаясь фехтованием, он шлифует дух, совершенствует и дисциплинирует характер. Меч — основа любой военной науки и боевых искусств. Постигнув сокровенный смысл Пути Воина, законы меча можно применять к копью и даже к огнестрельному оружию. Умение владеть мечом предотвращает глупые ошибки. Меч — единственное истинное оружие.