Книга Рейдовый батальон - Николай Прокудин

Александров выбрался наверх через полчаса и рухнул на песок как подкошенный.

— Уф! Уф! Нет сил! За две недели в командировке отожрался как слон! — стонал, Афоня. — Заехал к маме домой, а она меня блинчиками, шанежками, оладушками, пирогами раскормила. Килограммов пятнадцать жирка нагулял. Уф-ф!

Старлей сбросил с себя гимнастерку, тельняшку и начал ею обмахиваться. Он не успевал вытирать струящиеся по большому телу ручейки соленого пота. Туловище и руки Афанасия были покрыты большими буграми на венах и лимфоузлах.

— Афоня! Что это у тебя такое? — поразился я. — Ты удваиваешься делением, как амеба?

— Ай! Ерунда! Уже привык. Тромбы! — нехотя ответил Александров. — Не смертельно, но не приятно.

— Болит, наверное? — спросил я, сочувствуя приятелю.

— Мучительно в горы ходить и напрягаться физически. Но надеюсь, терпеть осталось три месяца. Домучаюсь как-нибудь. Когда вернусь в Союз, тяжелее ручки ничего поднимать не буду! — сказал Афоня, улыбаясь. — Буду лечиться дома. И вот какая занятная штука: в одном месте шишек нет! Догадайся в каком?

— Догадался! Ха-ха! Не повезло! А ты хотел бы, чтоб он распух? — рассмеялся я.

— Ну, допустим, не распух, а чтоб увеличился! Я бы начал, как Распутин, пользоваться бешеным спросом у баб. Может, поколдуешь?

— Нет, Афанасий, не получится. Извести бородавки я могу, а наслать их на кого-нибудь не выходит! — ответил я. — Думаю, что и тромбы вывести не смогу, тем более переместить по твоему телу из одного конца в другой «конец».

— Жаль! Искренне жаль! Не судьба, значит. Ну ладно, докладывай, Никифор, штабу обстановку, место нашего нахождения, а я организую оборону и обед, — сказал Александров и принялся орать на солдат-добровольцев, впервые попавших в горы: — Доходяги! Бегом! Шевелите клешнями! Что, сдохли? Прошли всего ничего, а уже без сил лежите! Быстрее строить СПСы, маскироваться! И жратву готовьте! Я, что ли, вас буду кормить? Сержанты, за работу!

Прихлебывая вечером чай из железной банки из-под фруктового супа, Афоня поведал о своих приключениях дома.

— Жениться я надумал, Никифор! Такую классную деваху встретил! Сладкий мед, а не девка! Я с ней в кабаке познакомился. Тут же сговорились. В первый раз ее приголубил прямо на ступеньках, у выхода из ресторана. Там был полуподвал и две лестницы в разные стороны. По одной ходят, а у второй ящиками выход закрыт. Вот на ней все и произошло! Ох, и девчонка! Огонь!

— Афанасий! Одумайся! Может, пока ты в Афгане, она и другим так же на лестнице не отказывает. Кто же сразу соглашается с первым встречным-поперечным!

— Нет! Это ты брось! У нас любовь!

— И с другими будет любовь!

— Никифор! Обижаешь! Я же чувствую, что Людка меня любит, а не просто так. Ей в жизни не повезло, мужья козлы попадались.

— И много мужей было? — рассмеялся я.

— Двое. И детей у нее двое, — ответил Александров.

— Сколько же ей лет, этой тете?

— Никакая она не тетя! Двадцать два года. Рано замуж вышла, потом тут же развелась и опять замуж.

— Афоня! Потряси головой, постучи лбом об камушек, почеши затылок! Может, мозги на место встанут и голова опять «варить» начнет! И где ты таких подруг находишь, где подбираешь? Ну, да ладно, я за тебя спокоен: за три месяца опомнишься, а дома опять кого-нибудь найдешь, — обнадежил я товарища, улыбаясь и потешаясь над Афоней.

Александров широко улыбался, щуря глаза под лучами заходящего солнца, чесал мохнатую грудь и не спорил. Что поделать, если у человека такое хобби: любовь со шлюхами крутить!

Неделю мы пролежали на горе, время от времени по указанию начальства обстреливая противоположный хребет. Нам лишний раз пальнуть не тяжело, а командованию наш огонь — бальзам на сердце. Прикрываем! Охраняем! Обороняем!

Получив команду на возвращение, я расстрелял свою «муху» по группе нагроможденных валунов, метнул в ущелье гранаты, чтобы спускаться налегке. Донесшиеся звуки разрывов я заглушил громкими криками: «Ура!!! Конец войне!!! Домой!!! Никогда больше!!! Ура!!!»

Афоня за компанию с удовольствием послал в небо несколько очередей, имитируя салют, а затем принялся минировать СПСы. «Духам» на память о нас…

Вот и все! Прощайте, горы! Сколько же здоровья здесь угроблено! В последний раз я сплю на камнях, завернувшись в спальный мешок, в обнимку с автоматом. В последний раз пью из жестянки чай, вскипяченный на костерке. Никогда больше в жизни не пойду в горы с нагруженным вещмешком. Не придется впредь пить воду, экономя каждый глоток. Надеюсь, не суждено в дальнейшей жизни неделями скитаться пыльным и грязным, выполняя чей-то приказ. Зачем же я сюда все-таки отправился? Глупость, может быть, но главное, что никто и никогда не сможет упрекнуть меня, будто я отсиживался в тылу, когда другие воевали в Афгане! Что я тут приобрел? Две контузии, тепловой удар, стертые до задницы ноги, рассыпающиеся зубы, испорченный желудок.

Но основная задача выполнена — возвращаюсь живым!

Не грабил, не мародерствовал, не зверствовал, не издевался, не убивал в мирное время. Солдат берег, воевал, на мой взгляд, честно.

Начальник политотдела сдержал слово и прислал мне сменщика. Это был молодой высокий холеный капитан — москвич. Я сдал ему все дела и с чистой совестью отправился оформлять документы на отъезд.

Капитана хватило ненадолго. Вначале он наорал на солдат из взвода связи и не пустил их в кино. Как-то вечером он нарвался на пьяную ватагу наших офицеров, толкнул Мандресова в плечо, придрался к ребятам, схватил за раненую руку Грищука и моментально получил по физиономии. Они не знали, что перед ними новое начальство. Мандресов, Хмурцев, Грищук от души накостыляли столичному франту. Подбили глаз, расквасили нос, попинали. За компанию накостыляли бросившимся их разнимать пропагандисту и начальнику клуба.

Капитан визжал в штабе полка, что он не может служить там, где его в первый же день избили подчиненные. Сменщик умчался в Баграм, а следом за ним поехал и я.

— Что у вас там творится? Что за анархия? — в резкой форме выразил мне неудовольствие Севастьянов.

— В чем моя вина? Меня здесь уже нет! — ответил я. — Дела сдал, документы на руках, чемодан собран! До свиданья войне!

— Кому сдал дела? Капитану Коваленко? Он даже под угрозой расстрела отказывается служить в вашем батальоне. Что прикажете устроить смотр-конкурс замполитов для замещения вашей должности, товарищ старший лейтенант? Привезти десяток новичков, чтоб взводные и ротные выбрали себе новое политическое руководство?! Без замены не уедешь!

Я опустил глаза и стоял, потея и все больше смущаясь. Неловкая ситуация. Видимо, не хочет какая-то неведомая сила меня отпускать домой!

— Можно и без конкурса! — наконец нашел я выход из создавшейся ситуации. — Предлагаю старшего лейтенанта Шкурдюка назначить вместо меня. Воюет больше года, опыт у него огромный. Награжден орденом, порядочный и грамотный офицер! Не хуже меня, а может, и лучше!