Книга Власть волшебства - Андрей Смирнов

— Даже в момент шока ты не утрачиваешь способность принимать информацию из внешнего мира, — возразила Вилисса. — Ты лишь утрачиваешь способность ее осознавать. Но она все равно откладывается в тебе: либо сохраняется на более глубоких пластах сознания, которых ты сам, в принципе, когда-нибудь потом можешь достичь, либо кодируется неправильным образом и становится нечитаемой... это худший вариант, но даже в этом случае специалист, работая с тобой, информацию может извлечь, если сумеет ее перекодировать. Но не первый, ни второй варианты к тебе отношения не имеют. У тебя просто нет части воспоминаний. Вообще. И нет никаких следов того, что эта недостающая часть подвергалась какой-то внешней деформации или была неправильно закодирована и помещена в один из тех сегментов разума, которые служат в качестве таких вот «мусоросборников». Ее просто нет. А кусочки, оставшиеся неудаленными, — крошечные островки в океане небытия — скомпилированы таким образом, чтобы создать у тебя ощущение непрерывной цепи событий. Происходившее ты не помнишь, зато твердо уверен, что всего лишь слепо блуждал по коридорам до тех пор, пока случайно не наткнулся на дверь с табличкой «ВЫХОД». Простой и верный расчет: ведь ни один человек не держит в голове всех событий, происходивших с ним на протяжении последней недели... последних суток... даже последнего часа. Мы имеем в поле своего опыта лишь ощущение непрерывности, которое кажется нам как бы подтверждением того, что с нашим прошлым все в порядке и что все события в нем складывались последовательно, нанизываясь, как жемчуг на нитку. Но это всего лишь ощущение, и не более того. И если уж ты получил доступ к сознанию кого-либо, то внушить это самое ощущение, которое отлично замаскирует следы твоей работы, не составит труда...

— И кто бы мог это внушить? — спросил Дэвид. — Те ублюдки, которые меня в лекемплет зашвырнули? Сильно сомневаюсь. У них не было возможности влиять на меня, когда я был внутри, а к тому моменту, когда я выбрался, они уже были мертвы... Кстати, могу я надеяться, что то, что вы узнали, останется при вас?

— Не беспокойся, я не собираюсь рассказывать кен Эселям о том, кто уничтожил их вассала, — усмехнулась Вилисса. — Ни та, ни другая семья меня не интересуют.

После короткой паузы она добавила:

— А память тебе стерли уж конечно не маги из фальшивого «Ока»... Я думаю, там, в этом массиве исторгнутой хаосом мощи, только-только начинающей упорядочиваться и приобретать какой-то «нормальный» вид, что-то произошло. Что-то, благодаря чему ты сумел спастись... заплатив за это частью своих воспоминаний.

Дэвид некоторое время пытался свыкнуться с мыслью о том, что то, что он помнит об указанном периоде, — неправда. Маленькие кусочки правды, сложенные в большую ложь...

— Если эти воспоминания удалены, — произнес он, — видимо, они имели какое-то значение. Могли бы, наверное, пролить свет на то, что находится внутри этой штуковины... или на еще что-нибудь. А их точно никак нельзя вернуть?

Вилисса покачала головой.

— Ничего не осталось, извини. Очень тщательная работа. Ее и обнаружит,ь-то было не так-то просто. Вообще, чем дольше я исследовала эту аномалию в твоем ментальном пространстве, тем больше она меня удивляла. С одной стороны, применявшиеся заклятия были довольно грубыми... приблизительно соответствующими тому, что ты мог бы изобразить на своем текущем уровне мастерства, а может быть даже и ниже. Но при этом настолько все точно рассчитано, настолько все изящно и просто, учтены все нюансы, в том числе и те, которые будут порождены столь грубыми заклятиями, установлен такой идеальный баланс, что он кажется невозможным, дефекты одной из задействованных схем настолько полно сводят на нет дефекты другой и наоборот... Должна признаться, я в первый раз с таким сталкиваюсь. Такое чувство, что я вижу перед собой творение гениального мастера, вынужденного работать совершенно негодными инструментами... и сумевшего, тем не менее, недостатки этих инструментов обратить в их достоинства или как минимум свести их на нет.

Восторженные нотки в голосе баронессы хорошего настроения землянину не прибавили. Вилис-су интересовало Искусство. А он, Дэвид, лишь подопытный экземпляр... холст, на котором запечатлен «рисунок гения».

— Рад, что хоть чем-то оказался вам полезен, — буркнул Дэвид.

Вилисса не заметила его настроения.

— Если я права, — задумчиво произнесла она, — то, теоретически при определенных обстоятельствах память к тебе все же могла бы возвратиться. Ведь тот, кто стирал, мог просто забрать ее с собой — на тот случай, если вы вдруг опять столкнетесь.

6

...Дэвиду потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. Полностью мозги на место так и не встали, сознание разрывалось между двумя точками обзора и оценок окружающего мира — той, которую он приобрел в Небесной Обители в последние полтора года, и той, которую ему возвратила Вилисса. Эдвин молча сидел на стуле и внимательно разглядывал землянина.

— Дерьмо... — произнес Дэвид. Ругательство, сорвавшись с губ, показалось ему богохульством. Землянина затошнило. Их так долго отучали от всякой нечистоты в помыслах и делах...

Эдвин улыбнулся:

— Вижу, ты уже в норме.

— Не совсем... — Дэвид помотал головой. — Крыша едет.

Он испытывал ужасные ощущения. Как будто внутри что-то рвалось, перекореживалось. Не имея сверхценности, не переживаешь, что у тебя ее нет. Но когда ты обретаешь смысл жизни, а затем теряешь обретенное, то к прежнему безмятежному состоянию пути назад уже нет. В результате выходит не ноль, а какое-то отрицательное значение; чернила смысла пропитывают бумагу души насквозь, когда стираешь их, остается уже не чистый лист, а дыра посреди листа.

Все было неустойчивым, разум Дэвида разрывался надвое. Как будто вселенная, словно гигантская амеба, поглотив критическую массу питательных веществ, пыталась теперь разделиться на две части, и он стоял в точке разрыва.

— Я знаю, что ты чувствуешь. Не относись к ним серьезно, — посоветовал Эдвин.

— К чему?..

— К кому! — Хеллаэнец засмеялся. — К тем двум людям, между которыми ты сейчас стоишь, не зная, кого выбрать. Ты потерял себя, твое ощущение непрерывности существования нарушено и ты не знаешь, с каким из двух образов «себя» отождествить, чтобы вернуть покой в душу. Брось. Это не ты. Ни тот, ни другой. Это всего лишь твои состояния. Какое из них ты примешь за правду, такое ею и станет.

В этих словах что-то было... Дэвид уцепился за них, как утопающий — за протянутую руку. Да пусть вселенная разламывается не на две, а на двадцать две частей. Он — не там и не тут, он — здесь... А все остальное не имеет значения.

Стало лучше. Это необычное чувство, ощущение бытия здесь-и-сейчас было настолько сильным и чистым, что рвущее напополам мироздание просто утонуло в нем. Он переживал раздвоение личности, но как только сумел отстраниться от обоих и найти себя в настоящем, каждая из этих псевдоличностей стала кричать и добиваться своих прав уже существенно тише. Нет, они не успокоились окончательно, до этого было еще далеко, но, по крайней мере, борьба с ними перестала отнимать все внимание и напрягать все душевные силы, да и само их одновременное существование уже не казалось такой тотальной катастрофой, как раньше.