Книга Ловушка для Золушки - Себастьян Жапризо

— Не понимаю, чего вы добиваетесь, — сказала я по телефону Жанне. Поэтому слушайте: либо вы приедете сейчас, либо я все брошу.

— Ты сделала то, что я сказала?

— Да. Но я хочу знать, что дальше? Не понимаю, какую выгоду вы находите в этой затее, зато хорошо знаю, что мне она не сулит никакой.

— Не болтай глупости. Как Мики?

— Хорошо. Купается. Играем в плавательном бассейне в шары. Наполнить его водой не удалось. Никто не знает, как это делается. Совершаем прогулки.

— Ты умеешь говорить, как Мики?

Я не поняла вопроса.

— Это, моя милочка, как раз то, ради чего тебе выгодно продолжать. Поняла? Нет? Ну ничего. А теперь говори со мной, как Мики. Изобрази ее, а я послушаю.

— Да разве это жизнь? Начать с того, что Жанна ведь чокнутая! Знаешь, под каким знаком она родилась? Под знаком Тельца. Бойся Тельца, цыпленок, от него она такая и стала: шкура шкурой! Ты под каким знаком родилась? Рак, это не плохо. То-то глаза у тебя рачьи. Я знала одного человека, у него были такие же глаза: вот такие, смотри — большие-пребольшие. Знаешь, это было ничего, занятно. А ее мне жаль, она бедняга: длинней на десять сантиметров, чем нужно, оттого и не чувствуешь себя уверенной. А знаешь, что она вообразила?

— Хватит, — сказала Жанна. — Не хочу этого знать!

— А ведь интересно? Правда, по телефону этого не скажешь. Ну что, получилось?

— Нет. Ты повторяешь ее слова, а не играешь ее. Что, если бы тебе пришлось ее играть? Поразмысли-ка над этим. Я приеду через неделю, как только она меня позовет.

— Не мешало бы вам запастись к приезду вескими доводами. Потому что с тех пор, как вы мне твердите «поразмысли», — я стала размышлять.

Вечером в машине, по дороге в Бандоль, где она решила пообедать, Мики сказала, что встретила днем занятного парня. И у этого занятного парня мысли тоже занятные. Посмотрев на меня, она добавила, что в конце концов начнет получать удовольствие от жизни здесь.

В свои денежные затруднения она меня не посвящала. Когда мне нужны были деньги, я обращалась к ней. На другой день она остановила, не объясняла мне зачем, машину у почты в Ля-Сьота. Мы зашли вместе, я была ни жива ни мертва, оказавшись там с Мики. А заведующая почтой, как на грех, еще спросила меня:

— Вам Флоренцию?

К счастью, Мики не обратила на это внимания или подумала, что вопрос относится к ней. Она действительно хотела отправить телеграмму во Флоренцию. Составляя ее, Мики очень веселилась, потом показала мне текст, из которого я поняла, что она просила денег, а следовательно, Жанна скоро приедет. Это и была та пресловутая телеграмма с «глазками, ручками, губками» и призывом «быть добренькой».

Три дня спустя, 17 июня, приехала Жанна в своем белом «Фиате». Смеркалось. Вилла была полна гостей — девушек и юношей, которых Мики привела с местного пляжа. Я выбежала Жанне навстречу. Поставив машину, она сунула мне в руки чемодан и молча повела меня в дом.

С ее появлением воцарилось молчание, затем все стали расходиться. Не сказав ей ни слова, Мики трагически прощалась в саду со своими гостями, умоляя всех навестить ее при более благоприятных обстоятельствах. Она была пьяна и очень возбуждена. Жанна, казавшаяся мне особенно моложавой в своем летнем платье, уже наводила порядок в комнатах.

Вернувшись из сада, Мики, с бокалом в руке, уселась в кресло, заметила, что мне незачем брать на себя роль уборщицы (я помогала Жанне), и напомнила сказанные ею однажды слова: «Если ты хоть раз послушаешься этой дылды, ты от нее никогда не отвяжешься».

Затем она сказала Жанне:

— Я тебя просила чек прислать, а не приезжать. Гони чек, переночуй здесь, если хочешь, но чтобы завтра я тебя здесь не видела.

Жанна подошла к ней, долго на нее смотрела, затем наклонилась, взяла ее на руки и понесла под душ.

Через некоторое время Жанна вышла ко мне — я сидела на краю бассейна в саду, — и, сказав, что Мики успокоилась, предложила прогуляться.

Я села в ее «Фиат», и мы отправились. В сосновой роще, между мысом Кадэ и поселком Лек, Жанна остановила машину.

— Четвертого июля твой день рождения, — сказала она. — Вы будете обедать в ресторане и малость кутнете, впоследствии это покажется вполне естественным. Именно в эту ночь все и произойдет. В каком состоянии прокладка?

— Она стала какая-то ноздреватая, как папье-маше, но ваш план никуда не годится: гайка задерживает утечку газа.

— Дура! Гайка, которой в эту ночь будет завинчена труба, не помешает утечке. У меня есть другая гайка! Точно такая же. Я ее слямзила у того же слесаря. Она с трещиной — и на изломе совершенно ржавая. Ты меня слушаешь? Пожар, следствие, экспертиза — все это проблема несложная. Газ провели в этом году. А гайка, которую найдут, — с изъяном и проржавела не сегодня. Дом застрахован на ничтожную сумму: об этом позаботилась я, недаром же я его выбрала. Даже страховая компания не станет доискиваться причины пожара. Проблема для нас — ты.

— Я?

— Проблема заключается в том, как тебе занять ее место.

— Я думала, у вас и на этот счет есть план. И другой, чем мне представляется.

— Другого нет.

— Я должна все буду сделать одна?

— Если я окажусь здесь во время пожара, то мое свидетельство при опознании поставят под сомнение. А необходимо, чтобы я первая тебя опознала. Как ты полагаешь: что подумают, если во время пожара я окажусь здесь?

— Не знаю.

— Не пройдет и двух суток, и все откроется. Если же вы будете с нею вдвоем, и если ты сделаешь все в точности так, как я говорю, не у кого не возникнет никаких вопросов.

— Мне придется ударить Мики?

— Мики будет пьяна. Кроме того, ты дашь ей лишнюю таблетку снотворного. А так как Мики потом станет тобою, и, конечно, будет сделано вскрытие, то постарайся сейчас, чтобы все кругом знали, что ты тоже принимаешь снотворное. А главное, в этот день, если вы будете на людях, ешь и пей все, что будет есть и пить она.

— И я должна буду обжечься?

…Было ли это? Прижала ли в эту минуту Жанна мою голову к своей щеке, пыталась ли меня ободрить? Когда она рассказывала мне об этой сцене, она уверяла, что оно так и было. Она говорила, что именно с этой минуты привязалась ко мне.

— Это и есть единственная проблема для нас. Если ты не станешь совсем неузнаваемой, обеим нам крышка, другого выхода нет, иначе я опознаю в тебе до.

— Я никогда не выдержу…

— Выдержишь. Клянусь тебе, если ты сделаешь то, что я говорю, это продлиться не больше пяти секунд. А когда ты очнешься, я буду возле тебя.

— Что именно во мне должно стать неузнаваемой? Откуда я знаю, что тоже не погибну?

— Руки и лицо, — ответила Жанна. — Всего пять секунд с того момента, как ты почувствуешь ожог, а затем ты будешь вне опасности.