Книга Тютчев - Вадим Кожинов

К сожалению, в книгах о той эпохе часто господствует, так сказать, абсолютная «идеализация» декабристов и, соответственно, принижение или даже отрицание деятелей, шедших иным путем. В газете «Правда» от 27 февраля 1983 года справедливо говорилось о подобной трактовке декабристов: «…если вспомнить известные ленинские слова о первых революционерах из дворян: «Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа», — то необходимо будет признать, что очень часто наши авторы ограничивали свои творческие задачи показом именно «узкого круга», а народ представал в их произведениях лишь как объект размышлений «лучших людей из дворян». Если быть до конца историчным… то ведь надо показывать реалистически беспощадно и удаленность от народа этих действительно лучших представителей русского дворянства».

Это по-своему понимали любомудры. Один яз них, Хомяков, в 1823–1825 годах был гвардейским офицером в Петербурге и постоянно общался с декабристами, особенно с Рылеевым и Александром Одоевским, печатался в декабристском альманахе «Полярная звезда» и т. п. Есть все основания полагать, что если бы Хомяков не взял летом 1825 года долгосрочный отпуск и не уехал за границу, он так или иначе оказался бы под следствием по делу декабристов.

Но хорошо известно из рассказов современников, что Хомяков еще в 1824 году решительно оспаривал идею военного переворота, уже овладевшую тогда декабристами. «Вы хотите военной революции, — говорил он. — Но что такое войско? Это собрание людей, которых народ вооружил на свой счет и которым он поручил защищать себя. Какая же тут будет правда, если эти люди, в противность своему назначению, станут распоряжаться народом по произволу и сделаются выше его?» После этих слов «рассерженный Рылеев убежал с вечера домой». Хомяков же сказал князю Александру Одоевскому, что тот-де «вовсе не либерал и только хочет заменить единодержавие тиранством вооруженного меньшинства».

Очевидно, что критика Хомякова основывалась на отвлеченных, абстрактных нравственно-философских принципах, которые, в сущности, неприменимы, когда речь идет о реальной политической борьбе. Кстати сказать, дочь Хомякова записала такое его общее суждение о декабристах: «Всякий военный бунт сам по себе безнравственен». Здесь отвлеченность постановки вопроса выступает со всей очевидностью. И все же в глубине, в подтексте хомяковских высказываний есть своя несомненная правота. Ведь Хомяков подразумевает, что декабристы собираются действовать целиком и полностью без народа, помимо народа. Владимир Одоевский позднее, в связи с одной из статей Герцена, писал о декабристах: «Они говорили народу, но не с народом». И в высказывании В. И. Ленина «Страшно далеки они от народа[7]», не очень «научное» слово «страшно» чрезвычайно уместно.

Военный переворот, который совершается заведомо без всякого участия народа, чрезвычайно легко, даже естественно может вылиться в военную диктатуру…

И есть своя правота в народной песне о декабристах, записанной выдающимся советским фольклористом Н. Е. Ончуковым[8]:

Придумали, братцы, бояришка думу крепкую: «Кому, братцы, из нас да государём быть? Государём быть, да акитантом слыть? Государём-то быть князю Вильянскому[9], Акитантом слыть князю Волхонскому[10]»… Рассадили их по темным кибиточкам, Развозили-то их да по темным тюрьмам.

Только учитывая все это, можно верно понять созданное в 1826 году стихотворение Тютчева «14-ое декабря 1825», где он выразил то понимание и ту оценку события, которые характерны для любомудров в целом.

Вас развратило Самовластье, И меч его вас поразил, —

так начинает Тютчев. Известный исследователь жизни и творчества поэта Г. И. Чулков писал: «…невозможно истолковать первые два стиха в том смысле, что декабристы были развращены собственным своеволием… Нет, поэт сказал то, что хотел сказать: «Самодержавие развратило декабристов, и оно же казнило их».

Это действительно так; декабристы, действуя без народа, в сущности, могли только заменить самовластье царя своим самовластьем — таков, надо думать, смысл тютчевских строк. И далее поэт говорит:

Народ, чуждаясь вероломства[11], Поносит ваши имена…

Г. И. Чулков заметил, что «поэт, по-видимому, не вполне отождествляет свою мысль с …народным приговором». Но это слишком осторожное предположение; из дальнейших строф тютчевского стихотворения как раз вполне очевидно, что поэт ни в коей мере не склонен «поносить» имена декабристов. Тютчев только верно отражает ту самую объективную историческую ситуацию — «страшно далеки они от народа». Но, ясно сознавая истинные намерения своих старших братьев, он говорит:

О жертвы мысли безрассудной, Вы уповали, может быть, Что станет вашей крови скудной, Чтоб вечный полюс растопить!

Едва, дымясь, она сверкнула На вековой громаде льдов, Зима железная дохнула — И не осталось и следов.

Единственный упрек — если только это можно назвать упреком — в «безрассудности» мысли, что совершенно закономерно для человека поколения любомудров. Да, Тютчев полагал — и для этого, несомненно, были серьезные основания, — что декабристы никак не могли одержать победу. Это, кстати сказать, совпадало с чисто жертвенным самосознанием некоторых декабристов. Сам Рылеев не раз высказывал убеждение в неотвратимости гибели, — в частности, в своих знаменитых стихах: Известно мне: погибель ждет Того, кто первый восстает…

Александр Одоевский восклицал накануне 14 декабря: «Умрем, ах, как славно мы умрем!..»

Об этом, собственно, и говорит Тютчев, создавая жестокий, но глубоко поэтический образ «скудной крови», которая, «дымясь, сверкнула на вековой громаде льдов». Можно сказать, что Тютчев преувеличил мощь империи, изображая ее как «вечный полюс», который почти невозможно «растопить», как «вековую громаду льдов», дышащую «зимой железной». Но в 1826 году неимоверно трудно было думать по-иному. В то же время в стихах нет. конечно же, никакого «поношения» декабристов (хотя иные авторы работ о Тютчеве и пытались это вычитать в данном стихотворении). Сам образ сверкнувшей «на вековой громаде льдов», как ослепительная искра, крови исключает такое истолкование.