Книга Дар - Даниэль Глаттауэр

– Я предлагаю выпить по бокалу шампанского, это я сейчас легко перенесу, – сказала она.

Мне это, разумеется, тоже было только кстати. У Клары Немец с самого начала вид был такой, что с ней очень даже можно было и выпить.

– Это явно продолжение большой серии пожертвований, – сказала она.

– Очевидно, – ответил я.

– Давайте чокнемся за это.

– Да.

– Благодетель, так сказать, сменил газету вслед за вами. Вы наш провозвестник счастья, господин Плассек. – При этих словах она рассмеялась, и это означало, что она считает этот факт, разумеется, чистой случайностью. Не могу сказать почему, но у меня свалился с сердца камень. – Но это значит также, что «День за днем» совершенно несправедливо был обвинен в том, что инициировал дело с пожертвованиями, – заключила Клара Немец.

– Если, конечно, новое пожертвование исходит не от людей из компании PLUS, чтобы отвести от себя подозрения, – заметил я.

Но это было, вообще-то, невозможно, ведь для этого они ни за что не выбрали бы статью о беженцах, которую сами же накануне отклонили из политических соображений.

– Как бы то ни было, мы должны решить, что нам теперь делать, – сказала она.

В одном мы быстро пришли к единому мнению. Поскольку Мануэль и я были, видимо, единственными, кто знал, где скрываются Паевы, на нас и возлагалась обязанность передать десять тысяч евро им или супругам-протестантам. В этой связи я тут же получил и следующую хорошую новость: адвокатская контора Райхерта, которая специализировалась на случаях с беженцами, уже передала через «Новое время-онлайн», что хочет взять на себя полномочия по защите, в крайнем случае безвозмездно – это, правда, означало, что они захотят вместо денег получить медийное возмещение. Ждали только гарантий от органов власти, что запланированное выдворение будет приостановлено. Из-за большого резонанса среди общественности, вызванного этим случаем, можно было надеяться, что таковая гарантия будет получена и Паевы вскоре смогут покинуть свое убежище. Я страшно обрадовался, что принесу Мануэлю радостную весть.

– И как мы обыграем это анонимное пожертвование? – спросила Клара Немец.

Я высоко оценил то, что она вовлекала меня в решение этого вопроса.

– Я считаю, не следует поднимать из-за этого большой шум, – посоветовал я.

Правда, я вообще был из тех людей, которые ни из-за чего в жизни не хотят поднимать большой шум, да и маленький тоже; собственно, вообще никакого шума. Потому что в принципе я ведь был прирожденный антижурналист, который говорил себе: вещи таковы, каковы они есть, неважно, раздуешь ли ты их на полную или оставишь при себе.

– Но и совсем умолчать это дело мы не можем. В конце концов, это наша обязанность перед дарителем, чтобы он знал, что его деньги дошли до адресата. Кроме того, за молчание меня убьет наш хозяин, – сказала она.

– Лучше всего, если будет опубликовано короткое, солидное, деловое сообщение без эффектного смакования, не на первой странице, а где-то в серединке, вот и все, точка, – сказал я.

– Вы можете себе это представить? – спросила она.

– Да, я очень хорошо это себе представляю, – ответил я.

– Прекрасно. То есть вы и напишете нам это сообщение?

– Я? – Тут была какая-то путаница.

– Это же ваша история, господин Плассек. Благодаря вам получено пожертвование, – заметила она.

Это звучало странно. Я не привык, чтобы хоть что-то на этом свете происходило благодаря мне.

– О’кей, четыре-пять предложений, больше мне не понадобится, – сказал я.

И она налила мне еще один бокал шампанского.

Страшная догадка

Поздним вечером мы стояли, облокотившись о стойку бара Золтана, и я докладывал свеженькие новости об очередном пожертвовании в десять тысяч. Для меня это был в первую очередь тест, как посторонние – а мои приятели вообще стояли далеко в стороне от всего на свете – отреагируют, не придет ли им что-нибудь в голову, и не будет ли это, возможно, то же, что и мне сразу бросилось в глаза, но чем-то меня смущало.

– Должно быть, благодетельница испытывает большое доверие к «Новому времени», если не боится, что они просто прикарманят себе ее деньги, – сказал Йози, безработный кондитер.

– Благодетельница? Почему ты думаешь, что это женщина? – спросил Франтишек, бронзовщик.

– Это мне подсказывает инстинкт. Женщины просто более социальны. Нет, я не так выразился, – женщины социальны и тогда, когда они ничего с этого не имеют, – ответил Йози.

– Лучший пример – женщина, которая вышла замуж за тебя, Йози, – посчитал Хорст, держатель тотализатора.

– Пошел ты лесом, – огрызнулся Йози.

– Я рад, что это оказался не какой-нибудь урод из концерна PLUS, – сказал Франтишек.

– Я думаю, это старый миллионер, который раньше читал «День за днем», а когда там начался скандал, ему этого хватило по горло. А теперь он случайно наткнулся в «Новом времени» на историю Гери про беженцев, и тут он сжалился и еще раз отвалил большой кусок. Вот как было дело. Я так думаю, – высказался Арик, преподаватель из профтехучилища.

– Говорю вам, его не волнуют отдельные судьбы. У него куча черных денег, он хочет от них избавиться и делает это очень элегантно, так что и бедным кое-что перепадает.

Это был посыл от Хорста.

– Как бы то ни было, поздравляю, Гери! Очерк тебе и в самом деле удался. Все об этом говорят, а теперь еще и пожертвование поступило. Твой мальчик может гордиться тобой. Да смотри, как бы тебе еще не стать знаменитостью на старости лет, – сказал Арик.

– А что нам скажет на сей счет великий князь молчания Золтан? – спросил Йози.

– Я предлагаю всем выпить за Гери за счет заведения. За Гери и инвестора, – ответил хозяин.

Предложение было принято без единого возражения.

* * *

На сей раз я вернулся довольно быстро и дома долго валялся в постели без сна. В пространстве помехой для сна носилась одна мысль, от которой я хотел избавиться во что бы то ни стало, но никак не мог отделаться. И хотя ее, к счастью, больше никто не мог заметить, кроме меня, да и сам я, вероятно, только навоображал себе все это, но чувствовал до последнего мизинчика на левой ноге, что загадочная серия пожертвований, как ни фантастически это звучит, каким-то боком имеет отношение ко мне – не к «Дню за днем», не к «Новому времени», а ко мне лично. Потому что если все шесть пожертвований и имеют между собой что-то общее, так лишь то, что материалы вложенных газетных вырезок написаны мной – либо я сам их сочинил, либо как минимум отвечал за них при публикации. Или я ошибаюсь? Первое пожертвование пришло после короткого материала о ночлежке для бездомных, написанного мной. Во втором конверте была заметка о детском садике, и ее тоже сочинил я сам. Третьи десять тысяч евро были предназначены для пенсионерки, у которой украли кошелек; правда, текст мне передала София Рамбушек, но и он вышел в «Пестрых сообщениях дня», которые вел я. То же самое было и с попавшим в бедственное положение социально-консультационным центром. Ладно, согласен, ту овеянную скандалом историю про крестьянскую семью, пострадавшую от грозы, выудил из информационного потока сам Кунц, а может, даже написал сам, но ведь и она оказалась в моей рубрике «Пестрые сообщения дня». Благодетель мог принять за данность то, что все заметки, на которые опирались его пожертвования, были отобраны и написаны мной. Достаточно было лишь один раз навести справки, кто в «Дне за днем» отвечает за короткие заметки, и ему наверняка назвали мою фамилию.