Книга Тайны древнего мира - Игорь Можейко

После Амона Эхнатон запретил почитание всех иных богов – Осириса, Исиды, Хатор, Птаха и многих других мелких божеств. И таким образом, Египет стал первой страной в мире, где додумались до идеи единого бога. Лишь через тысячу лет эта мысль посетит иные народы Востока. Христиане придут к ней через полторы тысячи лет, а мусульмане – через две с лишним.

Эхнатон опередил свое время, и конечно же его революция была обречена на провал.

Но не сразу.

Этому еще предшествовали многие события, о которых мы узнали именно потому, что Эхнатон изменил жизнь всех египтян, причем в считанные годы.

Правда, то, что изменяется в считанные годы, может за считанные месяцы возвратиться обратно.

Революция Эхнатона выражалась не только во введении единого бога – Солнца, представителем и даже воплощением которого становился фараон, что отнимало у жрецов все возможности править народом. Молодой фараон полностью изменил жизнь страны. Отныне совершенно иным становится искусство Египта. Ведь до этого оно подчинялось очень строгим, столетиями неизменным законам. Не только каждая поза фараона на барельефе была точно выверенной и застывшей, но и любой предмет или человек могли быть изображены только по правилам.

И вот это было сломано почти сразу. Можно подумать, что замечательные египетские художники только и ждали, чтобы им разрешили писать и лепить так, как они видят мир. Будто у них кандалы сняли с рук. Судя по всему, за несколько лет было создано не меньше великих произведений искусства, чем за предыдущие столетия. Как жаль, что до нас дошла лишь доля процента созданного, да и то случайно. Зато мы точно знаем, как на самом деле, а не по канонам египетской красоты выглядел фараон Эхнатон – удивительно своеобразный и даже привлекательный человек. Мы знаем, как прекрасна – вне законов времен и эпох – была Нефертити, как очаровательны были дочки фараона...

До наших дней дошел гимн Атону. Считают, что его автором был сам Эхнатон. Вот только несколько строк из этого гимна, выражающего основной закон нового царства:

О, единый единственный бог, Нет другого, тебе подобного! Сотворил ты землю по воле твоей, Когда был одинок. И людей, и скот, и животных всех, Кто ногами по земле ступает... Цыпленок в яйце пищит, А ему ты даешь дыхание, чтобы он в скорлупе мог жить, И назначаешь срок, когда ему выйти наружу. И выходит он из яйца в назначенный час, Пищит и бегает на тонких ножках...

Этому гимну вторят надписи в столице, воспевавшие Нефертити. Вот одна из них:

«Наследница трона, великая в благодеяниях, воплощение красоты, сладость любви, Владычица Севера и Юга, прекрасная лицом, возлюбленная живого Атона, первая жена фараона, любимая им повелительница обеих земель, великая в любви Нефертити, живущая вечно...»

Двенадцать лет Эхнатон правил в новой столице, вся страна поклонялась Солнцу, казалось, уже ничто не может помешать фараону утвердить новую религию и власть навсегда.

Но все оказалось куда сложнее, и дальше снова начинаются загадки, ответы на которые нам не известны. Мы с вами можем кое-что предположить, но нельзя быть ни в чем уверенным.

Обратимся к надписям на стенах в гробницах и иных памятниках того времени.

На двенадцатом году правления Эхнатона к нему с визитом прибыла мать.

Событие это, очевидно, было очень важным для государства. По крайней мере, раньше о визитах царицы-матери сыну никогда не сообщалось. Ну, приехала – и слава богам!

Но об этом визите сохранилось несколько надписей, причем о Тийе говорится как о фараоне – очень торжественно.

Не забудем, что вдовствующая царица жила в Фивах – триста километров отделяли ее от сына. Если она стояла за переворотом Эхнатона, то должна была остаться в Фивах в роли «государева ока». Но прошло двенадцать лет, и надо понимать, что далеко не все были довольны правлением Эхнатона и Нефертити и их новшествами – ведь жрецов в Египте насчитывались десятки тысяч, да и знати, так или иначе связанной со жрецами, было немало. Судя по всему, Эхнатон совершил человеческую ошибку, которой никогда не совершают настоящие тираны. Он никого не казнил, никого не преследовал, а просто уехал от старой религии и старой знати. Все его враги остались живы и здоровы, а за двенадцать лет число их увеличилось. К тому же, судя по письмам наместников и полководцев из провинций Египетской империи, дела там шли неважно. Постепенно область за областью, страна за страной отпадали от Египта, а Эхнатон никак не мог собраться в поход. Он отсиживался в столице, занимался внутренними делами. Империя слабела. А раз слабела, то хуже поступали налоги, и не было добычи. Недовольство в армии росло.

И тогда визит матери в новую столицу приобретает совсем иное звучание. А что, если за эти двенадцать лет Тийя разочаровалась в политике сына, в его новой религии? Что, если она постепенно подпала под влияние жрецов и оппозиционной знати?

Представим, что это так. Допустим, что Тийя приехала уговаривать сына наладить мир в государстве и умерить свои реформы.

Посмотрим, произошли ли какие-нибудь изменения после ее торжественного визита. Ведь мы можем допустить, что фараон с матерью решали, каким быть будущему.

Прошел год, и ничего не изменилось.

Зато на четырнадцатом году правления Эхнатона неожиданно для всего мира фараон развелся с Нефертити.

Мы с вами много раз читали, что Эхнатон обожал Нефертити. Да он и сам в своих надписях в этом многократно признавался.

И вдруг мы узнаем, что Нефертити покидает дворец фараона и удаляется в северную часть столицы, отделенную от центральных районов высокой крепостной стеной. Причем с собой она берет своего племянника, которого тогда звали Тутанхатоном.

Дочери Нефертити и Эхнатона, Меритатон и Анхесенпаатон, остались с отцом.

И тут начинается нечто совсем непонятное. Оказывается, разрыв супругов был настолько болезненным и резким, что со всех надписей, где встречалось имя Нефертити, со всех барельефов, где она была изображена, соскабливается ее имя. А скульптуры царицы куда-то исчезают. Известные всему миру бюсты Нефертити были случайно найдены археологами в мусоре.

Это не могло быть сделано без приказа Эхнатона.

Ну, допустим, фараон разлюбил Нефертити, самую прекрасную женщину Египта. Так бывает в семье. Но никогда прежде ни один фараон не приказывал уничтожать имя первой жены, чтобы и память о ней умерла.

Ясно, что это не просто семейная размолвка.

И вот проходит еще несколько месяцев, и Эхнатон объявляет, что согласно традициям египетских фараонов берет себе соправителя.

Но обычно фараоны брали себе соправителя, отпраздновав тридцатилетие своего правления. Тут же только-только начался пятнадцатый год – половина срока.