Книга История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том II - Фредерик Коплстон

Как и следовало ожидать, Аристотель сделал много глубоких и верных замечаний о дружбе, которые характеризуют его как очень тонкого психолога. Эти замечания применимы не только к человеческой дружбе, но и к дружбе с Господом нашим Иисусом Христом. Например, он отмечает, что дружба отличается от страсти тем, что последняя – это чувство, а первая – склад ума, создаваемый воспитанием, и что, «хотя желание дружбы возникает быстро, дружба – нет»36.

11. «Если же счастье – это деятельность, сообразная добродетели, то, конечно, наивысшей, а такова, видимо, добродетель наивысшей части души»37. Способностью, развитие которой и позволяет познать наивысшее счастье, является, согласно Аристотелю, способность к созерцанию, под которой он понимал интеллектуальную или философскую деятельность, считая, подобно Платону, деятельность ума самой высшей деятельностью. Аристотель не объясняет нам, как нравственное поведение связано с высшим типом человеческого счастья, однако он в своей «Этике» ясно дает понять, что без нравственной добродетели истинное счастье невозможно.

Аристотель называет несколько причин, заставивших его утверждать, что высшее счастье заключается в созерцании. i) Ум – это высшая способность человека, а созерцательная деятельность – высшее проявление ума. ii) Мы можем заниматься этой деятельностью гораздо дольше, чем всеми другими, например физическими упражнениями. iii) Одним из элементов счастья является удовольствие, а «философия признана доставляющей наибольшее удовольствие». (Последнее замечание, должно быть, показалось несколько необычным даже самому Аристотелю, поскольку он добавляет: «Философия заключает в себе удовольствия, удивительные по чистоте и неколебимости, и, разумеется, обладающим знанием проводить время в [созерцании] доставляет больше удовольствия, нежели тем, кто знания ищет».) iv) Философ более самодостаточен, чем любой другой человек. Конечно, он не может обойтись без необходимых для жизни вещей (Аристотель считал, что философу нужны внешние блага и друзья); но «мудрый же и сам по себе способен заниматься созерцанием, причем тем более, чем он мудрее». Сотрудничество с другими конечно же очень помогает ему, но если потребуется работать в одиночку, то мыслитель справится с этой задачей гораздо лучше других. v) Философию любят ради нее самой, а не ради результатов, которых можно достичь с ее помощью. В отличие от нее, в области практической деятельности мы стремимся не к самому действию, а к тому результату, который она дает. Философия же – это не средство достижения какой-либо цели. vi) Счастье включает в себя досуг. Однако «для добродетелей, обращенных на поступки, область деятельности – государственные и военные дела, а поступки, связанные с этими делами, как считается, лишают досуга, причем связанные с войной – особенно».

Итак, человек может обрести полное счастье только в деятельности ума, направленной на самые благородные объекты, но только в том случае, если она «охватывает полную продолжительность жизни». Такая жизнь соответствует божественному элементу в человеке, и потому не следует слушать тех, кто советует нам, простым смертным, заниматься только теми вещами, которые присущи смертным, земным существам. Наоборот, мы должны постараться, насколько это возможно, позабыть о том, что мы смертны, и прожить такую жизнь, в которой проявилось бы наше божественное начало. Это начало – всего лишь небольшая часть нашего существа, но по силе и значению превосходит все другие. Более того, в этом начале и заключается наша истинная сущность, поскольку оно выше и лучше остальных. «А потому было бы нелепо отдавать предпочтение не жизни самого себя, а [чего-то] другого [в себе]»38.

Какие же объекты являются, по мнению Аристотеля, объектами теоретического созерцания? В первую очередь конечно же объекты метафизики и математики, не подверженные изменениям. Но входят ли сюда объекты естествознания? Возможно, входят, но только в том случае, если они не случайны, поскольку наивысшая деятельность ума направлена, как мы уже видели, на неслучайные объекты. В «Метафизике» Аристотель называл физику отраслью теоретического познания, хотя в другом месте этой же книги он утверждал, что она занимается также изучением и случайных явлений. Поэтому физику можно относить к «созерцанию» только в тех случаях, когда она изучает неизменные или необходимые элементы случайных явлений, составляющих ее предмет. Наивысший объект метафизики – Бог, однако в «Никомаховой этике», в отличие от «Эвдемовой этики», Аристотель не включает религиозные отношения, а именно «поклонение и созерцание Бога»39, в понятие идеальной жизни. Считал ли Аристотель поклонение богам само собой разумеющимся для идеальной жизни и потому не стал особо уделять этому внимания в «Никомаховой этике», или его взгляды на этот вопрос со времен написания «Эвдемовой этики» изменились, мы сказать не можем. Во всяком случае, его взгляды на созерцательную деятельность оказали большое влияние на потомков, особенно на христианских философов, которые, естественно, нашли их весьма подходящими для своих целей. Преклонение Аристотеля перед интеллектуальной деятельностью нашло свое отражение в учении святого Фомы Аквинского, который утверждал, что сущность Блаженного Видения заключается не в акте воли, а в акте интеллекта, на том основании, что разум – это способность, с помощью которой мы обладаем, а воля – это способность, позволяющая нам наслаждаться объектом, которым обладает разум.

Глава 32

Политическая теория Аристотеля

1. Государство (под государством Аристотель понимал греческий полис), как и всякая общность людей, существует ради какой-то цели. В случае с государством это высшее благо человека, обеспечение условий для его нравственной и интеллектуальной жизни. Семья – это примитивное сообщество, существующее ради продолжения жизни и обеспечения повседневных потребностей людей; когда несколько семей поселяются вместе и ставят перед собой цель обслуживать не только кратковременные, но и другие свои потребности, возникает селение. Когда же несколько селений объединяются и создают единое сообщество, «достигшее, так сказать, в полной мере самодовлеющего состояния»1, появляется государство. Оно возникает ради насущных потребностей, но существует ради достижения благой жизни, поэтому Аристотель утверждал, что государство отличается от семьи и селения не только в количественном, но и в качественном отношении, то есть по своей природе. Только в государстве человек может прожить достойную жизнь в полном смысле этого слова, а поскольку такая жизнь является естественной целью человека, то государство можно с полным правом назвать естественным образованием. (Поэтому ошибались софисты, полагавшие, что государство – продукт простого договора между людьми.) «Из всего сказанного явствует, что государство принадлежит к тому, что существует по природе, и что человек по природе своей есть существо политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств живет вне государства, – либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек»2. Наделив человека речью, природа тем самым создала его для общественной жизни, а социальная жизнь в своей завершенной форме, по мнению Аристотеля, и представляет собой государство. Государство выше семьи и отдельного человека, поскольку, в отличие от него, ни один человек и ни одна семья не могут быть самодостаточными. «А тот, кто не способен вступить в общение или, считая себя существом самодовлеющим, не чувствует потребности ни в чем, уже не составляет элемента государства, становясь либо животным, либо божеством»3.