Книга Оружие великих держав. От копья до атомной бомбы - Джек Коггинс

Однако у него был один серьезнейший недостаток – даже беглого взгляда в историю было бы достаточно, чтобы понять: обученные солдаты не появляются мгновенно, подобно Афине, в полном вооружении, из головы Зевса (или из головы кого-то другого). Они рождаются медленно и с мучительными усилиями на учебных плацах, под крики и проклятия, а в былые времена – и под ударами трости сержанта-муштровщика. Но такое недоброе обращение просто-напросто не подходит для свободных людей, особенно для тех, кому этот, еще непрочный, статус внове и поэтому вдвойне желанен.

Свободные люди выбирают своих представителей, которые, вполне понятно, заботятся о чаяниях своих избирателей. И таким образом мы вступаем в стародавний лобовой конфликт между правами и претензиями потенциального воина и желанием со стороны власти обратить его исключительно в дисциплинированного и послушного члена отобранной группы преданных людей. Со времен солдатских комиссий 1776 года и до комитета Дулиттла[18] 1946 года конфликт этот продолжал обостряться, и он по-прежнему столь же актуален, как и неразрешим, в наши дни, как и во времена Вашингтона.

Серьезным недостатком, с точки зрения солдата, было то обстоятельство, что основатели этой страны унаследовали истинно английскую неприязнь к любой форме сильной (и поэтому потенциально опасной) постоянной армии. «Сколь опасным может быть, – писал Джон Уинтроп, губернатор Массачусетской колонии, в 1638 году, – создание постоянной власти военных людей, которые с легкостью могут в любое время свергнуть гражданскую власть…»

Вполне понятно, что конгресс держал в своих руках все финансирование. Но законодатели былых времен не были столь щедры в расходах на оборону, как в наши дни, и, даже получив неохотное согласие на создание регулярной армии, они часто держали ее на полуголодном пайке (как в переносном смысле, так и в прямом). Армия также часто становилась предметом вмешательства в ее дела со стороны значительной части конгрессменов, что порой столь же опасно, как и правительственное пренебрежение ими.

Вирджинский стрелок

Пенсильванский мушкетер

Идея создания милиционных сил самообороны не была новостью для Америки. Обученные отряды, созданные в соответствии с английской традицией, сражались против индейцев в начале колониальной эры – и по большей части успешно. По устранению непосредственной опасности они расформировывались, и солдаты расходились по домам. Но часто случалось так, что, как только отряды распускались, индейцы тут же снова выходили на тропу войны. Проблема, как удержать войска, сформированные из вооруженных граждан, до тех пор, пока кампания не будет окончательно завершена, заботила всех военачальников всех времен. Решение ее было найдено в профессиональном легионерстве. В случае с Америкой легионы первоначально были направлены сюда Великобританией – это были красномундирные королевские полки, которые в конце концов вытеснили французов из Северной Америки и стали гарнизонами в приграничных фортах.

Пенсильванский стрелок линейных частей

Артиллерист регулярной армии

Марширования и меткость стрельбы не были подходящими для ведения боевых действий в лесной глуши, что и продемонстрировали поражения, подобные тому, которое постигло генерала Эдуарда Брэддока[19]. Но убеждения некоторых американцев в том, что британские регулярные войска не чета жителям пограничных районов и колонистам, стали роковой ошибкой. Войны не выигрываются снайперскими выстрелами из-за стволов деревьев и каменных стен, а наглость в качестве тактики срабатывает только в ближнем бою.

Легкая пехота, корпус Лафайета

Солдат Континентальной армии

Без сомнения, средний американец той эпохи был куда лучшим стрелком, чем солдат английских регулярных сил, которые были обучены только залповой стрельбе и ничему другому. Обернувшиеся катастрофой атаки британцев на Бридс-Хилл[20] (17 июня 1775 года), в которых они потеряли убитыми и ранеными 1054 человека из 2400 участвовавших в ней, подтвердили это. Лорд Перси из 23-го полка королевских валлийских стрелков впоследствии писал: «Мой полк, который одним из первых взял редут, был почти полностью уничтожен; из моей роты осталось в живых не более девяти человек и не более пяти – из другой».

Много было написано о мужественных людях, которые в тот день удерживали этот редут и хлипкую изгородь вокруг него, – это был подвиг, победа необученных граждан над британскими регулярными войсками во всем их имперском величии. Но, по мере того как складывалась легенда о Бридс-Хилле, как-то довольно быстро позабылось, что после первой неудачи отброшенные «красные мундиры» перестроились и снова пошли в атаку, а затем еще в одну – в ней участвовали и многие уже раненые, но отказывавшиеся признать свое поражение. И на этот раз, сражаясь только холодным оружием, они взяли редут. Забылось также и то, что изрядное число патриотов, едва ли не тысяча человек, праздно стояли у расположенного поблизости Банкер-Хилла, не получив приказа прийти на помощь своим согражданам, сражающимся в каких-то 800 метрах от них. Возможно, подлинное чудо битвы при Бридс-Хилле состоит в том, что число патриотов, принявших в ней участие, было меньше числа тех, кто этого не сделал.