Книга Падение Запада. Медленная смерть Римской империи - Адриан Голдсуорти

В начале 217 года значительные силы сосредоточились в Эдессе, готовясь к новому вторжению. 8 апреля Каракалла предпринял путешествие, дабы посетить святилище близ Карр — в 53 году до н.э. римляне потерпели здесь сокрушительное поражение от парфян, но теперь это поселение находилось в римской провинции и недавно получило статус колонии. Когда император остановился, чтобы отдохнуть с дороги, один из приближенных воинов, Юлий Марциал, заколол его. Убийца прежде служил в преторианских когортах, где добровольно продолжал службу, однако был разгневан на то, что Каракалла отказался сделать его центурионом. Через несколько минут сам Марциал был разорван на куски «львами» императора и умер прежде, нежели смог сообщить какие бы то ни было подробности заговора. Это сняло камень с души его организатора, Марка Опеллия Макрина, одного из двух префектов претория, который смог теперь сослаться на полное неведение. Каракалла по-прежнему был популярен у преторианцев, да и армия восприняла известие о его убийстве без энтузиазма. На самом деле Макрин незадолго до этого обнаружил, что кто-то направил императору сообщение о его нелояльности, и решил нанести удар прежде, чем сам будет осужден.

Каракалла не оставил наследника. Брак его оказался неудачен, детей у него не было (все полагали, что в последние годы жизни болезнь сделала его импотентом). Он не указал преемника, в основном из-за того, что никому не доверял, но, учитывая его молодость, это и не казалось важным. В течение двух дней у империи не было императора, а Макрин выведывал мнение ведущих лиц империи. Затем он провозгласил себя новым правителем и принял все императорские титулы и полномочия, не дожидаясь такой формальности, как голосование сената. В прошлом армия выдвигала императоров (прошло всего двадцать лет с тех пор, как Север победил Клодия Альбина), но здесь было нечто иное. Макрин был не сенатором, а всадником, занявшим высокое положение благодаря преданности патронам и хорошему знанию законов. Префекты претория всегда выбирались из числа всадников, считалось: они не могут подняться до высшей должности. Даже Сеян, который в 31 году приблизился к тому, чтобы сместить императора Тиберия[24], по очереди занимал государственные посты, включая консульский. В возрасте пятидесяти пяти лет Макрин «одним махом» достиг высшей власти. Несомненно, отсутствие поблизости сенаторов, которых можно было бы счесть подходящими претендентами на престол, облегчило положение Макрина. Наместниками Месопотамии с самого начала назначались всадники, а Каракалла никогда не имел привычки брать с собой в военный поход старших сенаторов. Те немногие, которые все-таки путешествовали с ним, пользовались его особым расположением. Недавнее разделение провинций на менее крупные единицы означало, что нигде в империи не оказалось правителя, контролировавшего бы столь же крупные силы, как те, что квартировали в Эдессе. Второй префект претория сослался на преклонный возраст и сделал уступку в пользу своего коллеги.

Сенат, получив известие о перевороте и узнав о смерти непопулярного и непредсказуемого Каракаллы, вздохнул с облегчением. Ббльшее недовольство вызвала необходимость признать нового императора — так как сенаторам хотелось видеть на этом посту кого-то другого. Их беспокоило не его мавретанское происхождение и проколотое ухо (примечательно, что все изображения императора выполнены в весьма традиционном стиле и он имеет облик настоящего римлянина), а отсутствие необходимого социального ранга. Вдобавок Макрин и не подумал поспешить в Рим, завоевать их расположение. Хуже того, он назначил на высшие должности людей, подобно ему не отличавшихся знатным происхождением; среди прочих всадник стал городским префектом Рима, то есть фактически главой города в отсутствие императора. Макрин был склонен назначать на посты знакомых людей, в силу чего они в основном принадлежали к администрации империи, как и он сам. Каракалла интенсивно продвигал по службе тех, кому доверял, вне зависимости от их происхождения и вверил немалому числу всадников весьма ответственные посты (некоторых из них он перед этим быстро возвысил и ввел в сенат). Сенаторам это не нравилось, и они не испытывали большого энтузиазма в адрес нового режима, продолжавшего продвигать тех же самых людей. Макрин стал правителем, поскольку организовал убийство прежнего императора, мог контролировать войска на местах и, по крайней мере на тот момент, обеспечил себе лояльность армии в целом.

Женщины из семьи Северов

В путешествиях Каракаллу по большей части сопровождала его мать. Во время правления Севера Юлия Домна играла важную общественную роль; тогда она получила такие титулы, как августа и «мать лагерей», и ездила с ним по всей империи. Умная и способная, она также немало трудилась «за сценой», дабы помочь мужу в выполнении сложной задачи управления империей. Подобным же образом трудилась и помогала Августу его жена, зловещая Ливия — Калигула называл ее «Улисс в юбке»: она занималась перепиской, давала советы, наблюдала за событиями. Несмотря на ужас, который вызвало у Юлии Домны убийство Геты, она продолжала оказывать сходную помощь старшему сыну. Когда его убили, она находилась в Антиохии, среди прочего будучи обязана вскрывать и читать письма к императору, чтобы «сортировать все полученное и не допускать отправки ему массы маловажных писем в то время, когда он находился во вражеской стране». По иронии судьбы известие с предостережением Каракаллы в отношении Макрина именно таким путем попало в Антиохию, тогда как другое, отправленное непосредственно префекту претория, и побудило его действовать. Новый император хорошо обращался с Юлией Домной, пока не обнаружил, что она интригует против него, после чего ее посадили под домашний арест. В знак протеста она отказалась от пищи и умерла; конец ускорила болезнь, которой она страдала длительное время, — быть может, рак груди. Ей, вероятно, еще не было пятидесяти лет.

На этом все могло бы завершиться, поскольку оба сына Севера скончались и династия, казалось, прервалась. Но у Юлии Домны осталась сестра, Юлия Меса, обычно сопровождавшая ее и помогавшая в работе, а у нее было две дочери. Все три к тому моменту овдовели; обе дочери — Соэмия и Мамея — имели маленьких сыновей. После смерти сестры Меса отправилась в город, откуда происходила ее семья, в Эмесу, где, как рассказывали, ее очень раздражало то, что приходится жить не в императорском дворце. Эмеса (близ современного Хомса) находилась в провинции Сирия Финикия, которую занимал один-единственный легион, III Галльский, квартировавший на расстоянии одного дневного перехода к северу, в Рафанее. Происхождение города покрыто мраком, как и этнические корни его обитателей. Некоторые предполагают, что они были финикийцами, хотя свидетельств финикийского поселения нет. Основная часть населения говорила на арамейском, но практически все местные надписи выполнены на греческом, и официальное делопроизводство большею частью велось, по-видимому, на том же языке. Торговля во многом способствовала процветанию Эмесы, но особенно город был известен большим храмом бога Элагабала («LHGBL» по-арамейски), воплощением которого являлся черный камень конической формы. О нем говорили, что он упал с неба, и ассоциировали с Солнцем. Четырнадцатилетний сын Соэмии был главным жрецом этого культа. Его звали Бассианом, но в истории он остался под именем божества, которому служил, — Элагабала, иногда передаваемым в искаженной и неточной позднейшей форме «Гелиогабал», которую использовали Гиббон и другие авторы. Прехорошенький мальчик, он производил особенное впечатление в жреческом облачении. В одном источнике IV века сообщается, что его дед был верховным жрецом, и возможно, что эта должность являлась наследственной в семействе. Предположение о том, что Юлия Домна и ее сестра принадлежали к правящей династии царей-жрецов, более спорно, чем это обычно утверждается. Их отец был римским гражданином, а сами они происходили из видной фамилии, пользовавшейся уважением в среде местной аристократии. Юлия Домна была женой сенатора (говорили, будто она привлекла внимание Севера тем, что ей, согласно гороскопу, предстояло стать супругой царя), а Меса и ее дочери — всадников, успешно делавших карьеру. Они были римлянами и притом людьми, известными в родных краях, обладавшими влиянием и фамильными связями в Эмесе и за ее пределами. И без того богатое, это семейство стало еще богаче благодаря тесным связям с династией Северов.