Книга 24 часа - Клэр Сибер

Это ведь, к сожалению, правда, что мы представляем собой результат нашего жизненного опыта, но что беспокоит меня еще больше – так это то, как легко нас могут едва ли не уничтожить действия других людей.

Иногда – в некоторые дни – я так сильно злюсь из-за чего-то недосказанного между мной и Сидом и из-за разочарования по поводу его собственной душевной травмы, которая не позволяет нам наладить нормальные отношения, что мне хочется с силой двинуть кулаком в стену. Но я так никогда не делала. Пока не делала.

Я убираю телефон и иду в вагон-ресторан. Два лебедя садятся на бурую речку, через которую мы переезжаем по мосту, и меня охватывает такая сильная тоска, что я ощущаю ее почти физически. Всепоглощающая тоска.

Лишь только оплатив свой чай, я замечаю, как кондуктор ковыляет по проходу со стороны вагонов первого класса, и до меня доходит, что у меня нет билета. Мне даже не пришло в голову, что его нужно купить, и я не знаю, хватит ли у меня на него денег.

Я быстро поворачиваюсь и иду прочь от кондуктора.

Те деньги, которые у меня имеются, мне необходимо поберечь для Лондона. Мне вспоминается, как я была когда-то скаутом и как наша руководительница учила нас действовать в критических ситуациях. Десять пенсов на телефон – на разные крайние случаи. Сейчас именно такой случай. Мне необходимо экономить деньги, чтобы добраться туда, где находится Полли.

Я прохожу до середины поезда и останавливаюсь в переходе между двумя вагонами, прихлебывая чай, размышляя и выжидая. Наконец я вижу кондуктора в дальнем конце вагона. Он идет по направлению ко мне. Я быстро скрываюсь в туалете. Здесь все залито водой и неприятно пахнет. Одному богу известно, когда здесь убирали в последний раз. Пять минут спустя, когда мы уже подъезжаем к платформе следующей станции, кто-то стучит в дверь.

– Билеты из Шерборна, пожалуйста.

У меня в животе все сжимается. Я вовсе не хочу сходить с этого поезда сейчас. Не хочу снова ждать. Я должна прибыть туда, куда я еду.

Я раздумываю над тем, а не попытаться ли надавить на жалость. Несколько секунд спустя я осознаю, что это попросту смешно. Он снова стучит в дверь.

Я прокашливаюсь, лихорадочно подыскивая доводы в свое оправдание. И тут вдруг я слышу какие-то голоса и лай собаки. Судя по лаю, собака эта крупная. На платформе кто-то громко спорит. Я слышу, как кондуктор что-то говорит, уходя прочь от двери.

– Вы не можете зайти сюда с ней, – говорит он. Кто-то хихикает, кто-то ругается. Какая-то женщина кричит.

Я открываю дверь и выглядываю наружу. Кондуктор уже тоже стоит на платформе. Я поспешно выхожу из туалета, и в этот же самый момент в поезд запрыгивает какой-то парень. Он высокий и очень худой, с глубоко посаженными настороженными глазами, серебряными колечками в губе и короткой стрижкой.

Наши взгляды встречаются, и меня охватывает странное чувство: возможно, просто осознание присутствия рядом родственной души. Я на секунду замираю, а затем иду по вагону в том направлении, откуда только что пришел кондуктор. Я усаживаюсь на пустое двойное сиденье. Мое сердце бьется очень быстро. Я чувствую себя беглецом. Да я и в самом деле беглец.

Высокий парень проходит мимо меня и бросает на меня взгляд сверху вниз.

– Все в порядке? – тихо спрашивает на ходу он. Не дожидаясь ответа, он удаляется прочь.

Что он заметил во мне? Мое исцарапанное лицо, мою перебинтованную ладонь. Я ловлю себя на том, что мне хочется, чтобы он остановился и сел рядом со мной.

Спор на платформе постепенно утихает. Кричащая женщина уводит свою огромную немецкую овчарку прочь. Мужчина, пытавшийся сесть на поезд, очень пьян. Держа в руке баночку пива «Спешл Бру», он тоже идет прочь и наталкивается на женщину. Она сердито отпихивает его от себя. Они опять начинают ругаться, но уже друг с другом.

Кондуктор опять заходит в поезд. Я осознаю, что он так и не увидел моего лица. Он уже не заглядывает в наш вагон: должно быть, пошел в другом направлении. Мне осталось ехать до Лондона час или два, и пока что я в безопасности.

Тогда: Сид

Я не пригласила Мэла к нам в тот вечер. Леонард сидел с угрюмым видом на заднем сиденье. Полли была все еще переполнена эмоциями, о чем говорили розовые пятна на ее щеках, – и эти два ребенка за все время пребывания в машине не обменялись ни единым словом.

Когда Мэл остановил автомобиль возле моего дома, я поторопилась выбраться из него на тротуар.

– Это было очень любезно с вашей стороны, – сказала я, возможно, с излишней поспешностью. – Большое вам спасибо.

– Пожалуйста. И если вам когда-нибудь захочется чего-нибудь выпить…

– Да, прекрасно, спасибо. – Я упорно не смотрела на него. Уже стоя на тротуаре, я открыла дверь, возле которой сидела Полли, и помогла своей дочери вылезти из машины. – Скоро увидимся.

Не оглядываясь, я зашла вместе с Полли в дом, плотно закрыла за нами дверь и заперла ее на засов. Человеку ведь иногда хочется закрыть за собой дверь так, чтобы весь остальной мир остался по другую ее сторону.

Вдвоем с Полли мы уничтожили огромную порцию мятного мороженого с шоколадными крошками и были этим очень довольны, хотя, по моему мнению, клубничный сироп оставлял желать лучшего. Полли, расположившись рядом со мной на диване, вскоре заснула. Я укрыла ее одеялом и досмотрела до конца фильм «Касабланка». Заметив, что по моему лицу потекли слезы в тот момент, когда красавица Бергман двинулась прочь от Богарта, чтобы сесть на самолет, я мысленно сказала себе, что слезы – это вообще-то дело хорошее. Все самые лучшие истории любви являются, конечно же, и самыми мучительными. Если несчастные влюбленные все-таки оказались бы в конце концов вместе, они вскоре начали бы спорить по поводу того, кому из них мыть посуду.

Это было весьма востребованное освобождение, своего рода катарсис.

Но почему же я тогда чувствую себя такой несчастной?

Уже около полуночи я отнесла Полли в кровать. На ее комоде стояла фотография Сида и ее самой, сделанная в городке Сент-Айвс в Корнуолле за год до того, как мы окончательно разъехались. Они на этой фотографии выглядели очень счастливыми, а Сид в кои-то веки еще и казался беззаботным. За ним простирался большой золотистый пляж. Сид поднял высоко на руках свою маленькую дочь. Эдакий горделивый и сильный мужчина. Почувствовав огромную и непреодолимую тоску, я свернулась клубочком рядом с Полли на ее маленькой белой кровати, уткнулась лицом в ее длинные волосы и заснула.

Где-то посреди ночи я, охнув, проснулась. Будучи не в силах понять, из-за чего это произошло, я растерялась. У меня появилось тревожное ощущение, что за мной кто-то долго наблюдал.

Полли все еще крепко спала, посапывая возле моей щеки. Я здорово отлежала себе руку. Когда, расправив ее, я стала потягиваться, я услышала какой-то звук, донесшийся с первого этажа.

Я замерла.